Альмандина и Джакузи повесили во внутреннем дворе тюрьмы Ар-Хоран в одну из изнуряюще душных августовских ночей 3019 года; вместе с ними были казнены флаг-капитан Макариони и еще семеро морских офицеров, возглавлявших «Мятеж адмирала Карнеро». Именно так была названа постфактум операция «Сирокко», в ходе которой адмирал упреждающим ударом уничтожил прямо у причалов весь гондорский флот вторжения, а затем высадил десант и сжег дотла пеларгирские верфи. Попавший в безвыходное положение Арагорн принужден был – спасая лицо – подписать Дол-Амротский трактат. В соответствии с тем договором Умбар – таки да, признал себя «неотъемлемой частью Воссоединенного Королевства», но взамен выговорил для себя «на вечные времена» статус вольного города – просто Сенат его отныне официально именовался магистратом, а армия – гарнизоном; посол по особым поручениям Алькабир, который вел эти переговоры от имени Республики, добился даже особого пункта, запрещающего на ее территории деятельность тайной стражи Его Величества. Рейд же адмирала Карнеро был – к обоюдному удовольствию гондорского короля и умбарских сенаторов – признан обыкновенным пиратским набегом, а его участники – дезертирами и изменниками, забывшими о воинской присяге и офицерской чести.
Разумеется, в глазах народа сподвижники Карнеро (сам адмирал суда избежал – погиб в Пеларгирском сражении) выглядели героями, спасшими Родину от иноземного порабощения, однако – как ни крути – факт нарушения ими приказа был налицо… Генеральный прокурор республики Альмаран решил эту морально-этическую дилемму просто: «Говорите, «победителей не судят»?! Черта с два! Закон либо есть – и тогда он един для всех, либо его нету вовсе», а пафос его блестящей обвинительной речи (она приведена – хотя бы выдержками – в любом современном учебнике юриспруденции) исчерпывающе выражен ее заключительной, поистине исторической фразой: «Пусть рухнет мир, но свершится правосудие!» Впрочем, уж кто-кто, а казненные руководители умбарской секретной службы должны были бы знать, что в такого рода делах благодарность Родины почти всегда имеет довольно специфический привкус…
Соня так ничего и не узнала о миссии Халаддина (что, как мы уже поняли, стало для того предметом особой заботы) и до конца жизни пребывала в уверенности, что и он, и Кумай просто не вернулись с Пеленнорских полей. Однако время милосердно, и когда эти раны зарубцевались, она выполнила свое жизненное предназначение: стала любящей женой и замечательной матерью, составив счастье чрезвычайно достойного человека, имя которого – в рамках нашего повествования – абсолютно несущественно.