– Малышка, давай прощаться, мне, к сожалению, пора – встреча с клиентом, – извиняющимся тоном произнес муж. – Целую тебя, родная моя, девочка моя…
– Да, я тебя тоже. Пока, любимый.
…Потом она долго сидела в ванной на полу, сжав пальцами телефонную трубку, и плакала. Оказывается, не знать проще. Марина смирилась с потерей и не так остро реагировала на происходившее вокруг. А сейчас, когда она знала, что он жив, ей так паршиво и больно…
Хохол ломился в дверь, но Марина не открывала, не хотела, чтобы он ее видел, и сама не хотела видеть его. Постояла под прохладным душем, выкурила сигарету, умыла зареванные глаза и только после этого вышла в каминную, где любила коротать вечера за чашкой зеленого чая. Хохол сидел в кресле, молча глядел на огонь в камине и даже не обернулся при ее появлении. Коваль села рядом с ним, налила в чашку чай из коричневого глиняного чайничка, стоявшего на столе – Даша свято соблюдала ритуал, заведенный в доме со дня Марининого появления. Зеленый чай с лимоном – не меньше трех чашек на ночь, так она привыкла, и это соблюдалось неукоснительно. С наслаждением отхлебнув свежезаваренный чай, Коваль спросила у молчавшего, как бревно, телохранителя:
– Жень, случилось что-то?
– Нет.
– Тогда – что? Почему ты молчишь и на меня не смотришь?
– Тебе непременно нужно, чтобы на тебя смотрели? – буркнул он, беря сигарету и пепельницу.
– Я не поняла – ты дерзишь, что ли? – удивленно вздернула брови Марина. – Что за фокусы?
– А что, ты думаешь, что я всегда буду вилять хвостом при виде тебя?
– Не виляй, я не прошу. Я вообще у тебя ничего не прошу.
Она продолжала пить чай, взяв сигарету, и никак не могла понять, что же именно происходит, почему Женька опять завел бодягу. Марину злило такое поведение, он прекрасно это знал и тем не менее продолжал доставать ее.
– Я знаю, ты всегда сама все берешь, – усмехнулся он, затушив окурок в пепельнице. – Но подумай хоть секунду не о себе, а обо мне…
– А почему я должна перестать думать о себе? – перебила Коваль. – Самое ценное, что у меня есть, это я, поэтому я думаю сначала о себе, а потом уж обо всем остальном. Так было всегда, всю мою жизнь.
– Странная ты девка, Маринка, – с тобой хреново, но без тебя совсем труба, – глухо сказал Хохол, сев на подлокотник ее кресла и прижавшись губами к волосам. – Почему так?
– Феномен, – засмеялась Коваль, погладив его бритую голову. – Малыш тоже так говорил. Я так устала сегодня, пойдем спать?
– Ко мне! – решительно заявил он. – На мою шконку.
– Как скажешь – на шконку так на шконку, – покорно согласилась она, мечтая только о том, чтобы оказаться в его руках, а уж где – значения не имело совершенно.