– О, кто заявился! Сам Ньёрд пожаловал. Давайте, заходите в избу – что мерзнуть, – и обдала охотников взглядом, не сулившим добра.
Ньёрд впервые видел глаза, отливавшие ясным изумрудом. Казалось, девушка, играючи, поменялась зрачками с кошкой. Спутанные и давно немытые волосы висели паклей, девица была смугла до черноты. В разрезе сорочки проступало худое тело. Когда рыжая ведьма наклонилась, пригибаясь под низким проемом двери, в разрезе мелькнули две грудки, повисшие полупустыми мешочками. Словом, Ньёрда любили красавицы куда лучше, чем эта селянка, больше похожая на бродяжку. Босые ноги, до колен покрытые коростой навоза, переступили нетерпеливо, когда Ньёрд в который раз повернул к девушке голову. Изба, словно девушка шепнула селенью заветное слово, набивалась народом. Ньёрд озирался. Ваны не думали, что в таком диком месте правителям Альфхейма окажут достойный прием.
Двалин, горбатый уродец, видевший еще дни творения цвергов, шепнул:
– Кажется, тебя, Ньёрд, тут почитают.
– Может быть, – отозвался светлый ван. – Хотя странные у них почести богам, надо признать.
Ваны теперь были окружены сумрачной толпой стариков, среди которых особняком держалось с полдюжины юношей и девушек.
Вперед, трясясь от древности, выступил старик. Прошаркал по земляному полу хижины, в упор рассматривая пришельцев.
– Точно дырку просверлить собрался, – прошипел великий Фрейр на ухо Ньёрду.
Тот выглядывал среди седых косм и старушечьих лиц рыжий факел. Ответил вполголоса:
– Может, у них принято с гостями не разговаривать?
Но старик, пожевав губами, опроверг вана:
– С гостями мы говорим. Рады мы гостям, да только никто из них дважды в одну и ту же реку не входит.
– Да ты мудрец, – Фрейр положил руку на рукоятку меча. Потом, смутившись, убрал. Что это в самом деле, испугаться сборища древних пней?
– А между тем мне всего шесть ночей от роду, – прошепелявил старик, словно угадав мысли великого.
Ньёрд и остальные не поняли, о чем толкует эта не одну зиму и не один десяток детишек сварганившая развалина.
Но сердце Ньёрда екнуло и вздрогнуло от неясных предчувствий.
Селеньице странного народца ютилось между гор, защищавших его от ветра и снежных бурь. Кое-какое хозяйство и грядка луковиц во дворе помогали перебиваться. Селеньице, не мешая миру творить великие деяния, мирно добывало себе пропитание и какую-нибудь одежонку, благо, хватало ее на много поколений.
Не зная лучшей участи, селяне не роптали, пока из-за гор в деревню не пришел незнакомый путник. Он-то и объяснил народцу кошмар их жизни – и жизнь и впрямь превратилась в тягостное ожидание.