Бронзовая птица (Рыбаков) - страница 49

Глава 25

Серов

Серов был одет в обычный костюм губернского совработника: галифе, сапоги и защитный френч с большими накладными карманами. Ведал он в губоно хозяйственными делами и сидел в отдельном кабинете за большим письменным столом с круглыми резными ножками.

При взгляде на Серова Мише сразу вспомнился урок геометрии, на котором они рисовали куб и шар. Только там куб и шар стояли рядом, а здесь шар был водружен на куб: к короткому квадратному телу была привинчена большая, круглая, совершенно лысая голова. Шеи не было вовсе, ее заменяли несколько толстых складок между головой и туловищем.

Жирные губы, маленькие живые карие глазки и сытая улыбка придавали лицу Серова такое выражение, точно он только что встал из-за обильного стола, но не прочь вернуться к нему. Его квадратное тело, утолщенное оттопыренными на жирной груди накладными карманами, покоилось в кресле неподвижно, а голова вертелась во все стороны, как у тех кукол, у которых голову можно повернуть задом наперед и даже обернуть несколько раз вокруг оси.

– Написано двое, а вас четверо, – сказал Серов, переводя живой взгляд с одного мальчика на другого. Миша показал на Игоря и Севу:

– Это про них.

– Зачем они нужны следователю?

Миша рассказал об убийстве Кузьмина.

– Что за Карагаево? – спросил Серов.

– Карагаево. Там, где бывшая графская усадьба.

– Знаю, знаю. – Серов закивал головой и многозначительно поднял короткий толстый палец. – Историческая ценность.

Потом он подробно расспросил об обстоятельствах убийства, про лагерь, про деревню, про то, как Игорь и Сева попали на реку и угнали лодку. Слушая Мишин рассказ, он одобрительно кивал головой. Что именно он одобрял, ребята так и не поняли. А когда Миша рассказал про лодочника, то Серов даже всплеснул руками, и на лице у него появилось огорченное выражение: «Вот, мол, какие дела творятся на белом свете»…

Но еще больше огорчился Серов, когда узнал, что Миша не рассказал следователю о встрече с иностранцами. Как же так? Надо было рассказать. Следователю все важно.

– Иностранные коммунисты, – удивился Миша, – при чем здесь они?

Серов живо ответил:

– Я не говорю, что они причастны, но иностранцы! Ведь вы не видели их документов. Может быть, они не коммунисты. Надо быть начеку.

Краснея от волнения, Миша сказал:

– И Рыбалин никого не убивал, и иностранные коммунисты здесь ни при чем.

– Хорошо, хорошо, – сразу согласился Серов, – это дело следствия, путь они занимаются…

Он вдруг засмеялся тонким, как у девчонки, смехом, а потом начал обстоятельно рассказывать про усадьбу, про ее историческую ценность. Это гордость губернии, говорил Серов, ее инвентарь хранится в местном краеведческом музее, в разделе «Быт помещика XVIII столетия». Ребята как сознательные комсомольцы должны беречь усадьбу, ничего в ней не трогать и не портить. Усадьба, сказал Серов, – достояние народа. Настоящие революционеры должны беречь и охранять достояние народа.