– Да, хорошо, спасибо… – Он и впрямь собирался уйти. Джоанна смотрела, как он берет пиджак, натягивает его на свои широкие плечи, а галстук засовывает в карман. Она ждала всего, но только не этого.
Хок, конечно, все понял и попрощался с ней в передней с напускной беззаботностью. Джоанна сегодня раскрылась перед ним в большей мере, чем он ожидал, и все же она еще напоминала пугливую горлицу, готовую в любой момент вспорхнуть с ветки при приближении охотника. Когда он ею овладеет – а в этом Хок не сомневался, – это произойдет при условии ее полной капитуляции, физической и моральной, и она будет хотеть его так же сильно, как он хочет ее. Он сам не знал, почему абсолютная победа над ней так ему важна. Прощальный поцелуй был долгим и неторопливым, его рука, приподнявшая ей подбородок, – ласковой, прикосновение губ – сдержанным и уверенным.
– Спокойной ночи, Джоанна. Машина заедет за вами завтра в восемь утра.
И ушел.
Через девять часов – ровно в семь утра – Хок позвонил и сказал, что его неожиданно вызвали в Штаты и он должен лететь незамедлительно. Он пожелал ей успеха на новом поприще, пообещал непременно звонить, и все…
Джоанна положила трубку. Итак… Беспокойная ночь, волнение, вызванное перспективой новой встречи с ним утром, которое подняло ее ни свет ни заря, – все это кончилось ничем. Он преспокойно снялся с места и отбыл в свою Америку.
Она опустилась на ближайший стул. А почему, собственно, он не может уехать? Он ее шеф, и ничего больше. Все, что требовалось, он сделал, сотрудникам издательства ее представил. Не было причин задерживаться ему во Франции, за Джоанну он не несет никакой ответственности. И она несказанно рада, что прошлой ночью между ними ничего не произошло. Его поведение утром лишний раз подтвердило, что все ее опасения оказались справедливы, сказала она себе горестно.
В восемь часов, когда приехала машина, Джоанна была полностью готова. Но адреналин, щедро выделившийся в ее кровь при первых размеренных словах Хока, так и продолжал выделяться весь день, что было очень кстати по мере того, как она знакомилась с новыми и новыми фактами, а Антуанетта и прочие, видимо, склонные к летаргии, сновали вокруг, как безмозглые цыплята. Не оставалось сомнений, что томная апатия, которой потворствовал Пьер, пропитала фирму насквозь и что ряд сотрудников – первая из них Антуанетта – не пребывали в восторге оттого, что их уютный мирок потрясен до самого основания. Джоанна уже решила сделать выговор надутой французской девице после того, как три раза подряд попросила принести ей скоросшиватель, который так и не появился, когда, подняв глаза, увидела в дверном проеме высокого полноватого цветущего мужчину, устремившего на нее внимательный взгляд.