Фрам — полярный медведь (Петреску) - страница 7

Петруш, мальчик с блестящими глазами, сжал кулаки, вытянул шею и, сам того не замечая, пробрался поближе к арене, чтобы лучше видеть, что там происходит.

Девочка со светлыми локонами прикусила губку. Сердце ее бьется так сильно, что того и гляди выскочит из маленькой груди. Кое-кто закрыл глаза. Другие заткнули уши, чтобы не услышать вопля укротительницы. Даже у дедушки белокурой девочки чуть задрожала рука на набалдашнике из слоновой кости, который украшал его трость. Он уже видел раз, как тигры растерзали укротителя, и знает, что этим кончают почти все дрессировщики диких зверей. Знает также, что звери в таких случаях бросаются на решетку, яростно рычат и кусают друг друга.

— Гоп!

Грациозный прыжок, и женщина снова на ногах, посреди арены.

Она встряхивает иссиня-черными кудрями и откидывает шуршащий шлейф платья носком туфельки. Улыбается, кланяется публике и, отвечая на бурные аплодисменты, посылает воздушные поцелуи в ложи, партер, на галерку.

На обтянутом красным сукном помосте оркестр заиграл марш всеми своими барабанами, трубами, флейтами и кларнетами… Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь! — позвякивал треугольник под ударами серебряного молоточка.

Марш торжественный, церемониальный.

Через ворота в глубине арены двенадцать бенгальских тигров возвращаются в свои клетки.

Они идут гуськом, как смирные домашние кошки, помахивая тяжелыми длинными хвостами, не глядя ни вправо, ни влево большими желтыми, словно стеклянными глазами.

Бархатные лапы ступают по песку мягко, бесшумно.

Это был настоящий прощальный вечер.

Никогда еще у цирка Струцкого не было более богатой программы. Гимнасты и эквилибристы. Лошади и слоны. Обезьяны и львы. Пантеры и собаки. Акробаты и клоуны. И все они состязались в ловкости и смелости, в выносливости и презрении к смерти, словно заранее решив оставить по себе неизгладимую память.

Публика переходила от волнения к взрывам хохота, от изумления к радости, доставляемой выходками паяцев в широких панталонах и колпаках с колокольчиком.

Всех пробрала дрожь при виде сальто-мортале гимнастов в черном трико. На груди у них был вышит белый череп. Они летали с одной трапеции на другую без защитной сетки, которая обычно натягивалась под ними.

— Хватит! Перестаньте! Довольно! — слышались отовсюду, из партера и с галерки, возгласы зрителей, испуганных этой безумной игрой со смертью.

Но гимнасты с белым черепом на черном трико только трясли головой: что значит «довольно»? Терпение, господа, у нас есть и другие номера!

Их было четверо: двое мужчин и две женщины.