А встретились они опять в тех же покоях, и Инегельда с торжеством продемонстрировала Неждане свои находки. А затем, вдруг смутившись, показала неяркий и ничем не примечательный цветок.
— Настой из этой травы ты подашь своему супругу в первую брачную ночь, моя госпожа, — потупившись, тихо сказала она. — Ив награду получишь счастье, которого никогда не забудешь. И он — тоже.
И обе девочки вдруг совершенно одинаково покраснели.
5
Хальвард принял Альвену, как только она известила его о своем прибытии. Но сесть не предложил, и она рассказывала стоя, а он ходил по избе из угла в угол, мрачнея с каждой минутой. Это было так необычно, так пугающе отчужденно, что Альвена сразу же начала путаться в собственном продуманном рассказе, теряя нить и часто повторяясь.
— Она не способна на обман, нет, совершенно не способна. Ее красота — ее единственная вина. Ее нежная бледность — след неволи, печать рабства. Ее лепет — голос страха, в котором она прожила всю свою крохотную жизнь, а ее искренность — тот бледный росточек достоинства, что сохранился в ней истинным чудом…
Хальвард продолжал измерять избу шагами, не глядя на гостью. Не возникала беседа, не выстраивался рассказ, и Альвена начала вдруг ощущать страх. Не за себя — она знала свою цену, свое положение, свое влияние. Нет, быстро возрастающий из глубин души и вот-вот готовый заполнить все ее существо страх этот был страхом за Инегельду страхом за мечту о собственном спокойном счастье, страхом за не родившихся младенцев, которых она считала своими внуками, в мечте ощущая теплую тяжесть их живой плоти. Для всего этого надо было сделать своим союзником самого беспощадного из бояр, а не просто конунга, еще слишком молодого для холодной расчетливости. Альвена только сейчас поняла это, и обессиливающая волна отчаяния внезапно охватила ее.
— Пощади меня, Хальвард. Пощади мою мечту, жизнь мою пощади…
— Продолжай!
Он впервые не только в этой встрече, но и за все время их знакомства столь резко оборвал ее. Этого Альвена не ожидала, примолкла, но, собрав все силы, заговорила вновь:
— Она не рабыня, вот что тебя смущает. Но этому есть объяснение. Ее прежний господин приблизил ее, потому что она напоминала ему его собственную дочь, погибшую во время бури. И воспитывал ее, как дочь, учил языкам и хорошему обхождению и… Она попала к датским викингам, которые убили ее доброго господина. То, что рассказывала она о набеге, невозможно придумать. Это надо пережить, этот ужас надо унести с собою. Я предана конунгу, ты не смеешь в этом сомневаться, Хальвард!