В ожидании пока Сэм наберется сил начать разговор, я отметил про себя, что его уборная чуть больше, чем телефонная будка в вестибюле этого клуба, но меньше, чем мужской туалет. Очевидно, для такой звезды она была далеко не роскошной. Впрочем, я мог вынести подобное впечатление, бросив взгляд на облупившуюся позолоту, обнажившую голую серую стену.
Сама звезда, сидевшая спиной к упомянутой стене, только что угостилась еще одним глоточком бурбона.
— Я попал в слишком сложный переплет, чтобы кто-нибудь, кроме вас, Рик, мог справиться с моими трудностями, — сказал он наконец. — Вы — единственный обладатель прочной репутации человека не болтливого и способного совершить невозможное в рамках Голливуда. Теперь же, когда я снова наверху, мои проблемы необходимо решить как можно быстрее…
— Мы заключили трехнедельный контракт в этом клубе с тем, чтобы Сэм мог постоянно поддерживать форму, — перебила его Соня своим мягким контральто. — Сэм заканчивает выступления завтра вечером, а затем, через пару недель, начнет сниматься в кино. Эта съемка для него — важная сделка.
— Возможно, мы и приступим к съемкам через пару недель. — Сорел наполнил свой стакан. — Это все зависит от вас, Рик.
— Так расскажите же мне, в чем дело, — предложил я.
Он тяжело вздохнул.
— Все считают, что комики должны быть приятными людьми. Вам это известно? Даже больные комики, как представляется окружающим, должны уморительно философствовать, потому что у них золотые сердца. Весь окружающий мир готов поверить в то, что вы добры к детям и животным и любите своих жен. На самом же деле профессиональный комик надрывает сердце и вытягивает из себя жилы, стараясь быть смешным все то проклятое время, что находится на сцене. И ни на что другое у него уже просто не хватает времени. Ремесло превращает его в запойного пьяницу, портит его характер, и через некоторое время он становится психом: В конце концов только аудитория остается для него реальностью. Но когда гаснут огни рампы, единственно, чего хочет комик, — это чтобы его оставили в покое. Поэтому он идет к себе домой.
— Вы мне надрываете сердце, — сказал я Сэму.
— Дом — это место, где тебя ждет жена, — продолжал он, печально уставившись на мое отражение в зеркале.
— Но как раз того единственного, в чем комик больше всего нуждается, он получить не может. Оставить его в покое — на это его жена заведомо не способна. Она требует денег, комфорта, внимания, отдыха, развлечений. И больше всего она жаждет, чтобы он слушал ее, сочувствовал ей, вникал в ее проблемы. Он терпит это до момента, пока уже больше не в силах терпеть. И тогда все рушится. Он оставляет и свою жену, и свой дом. Но вскоре — из-за чувства полного одиночества в этом проклятом мире — он заводит другой дом и новую жену. И весь этот идиотизм прокручивается заново. Вот и у меня три бывших жены висят на шее, Рик. Как известно, выплаты по алиментам достаточно велики, чтобы лишить комика всякого подобия роскоши на весь остаток его жалкой жизни!