О духовной жизни современной Америки (Гамсун) - страница 26

На первую страницу

Уитмен — это глас природы в первозданном лесу.

Что-то индейское есть и в его языке, и в его восприятии жизни, должно быть, поэтому он преимущественно воспевает море, воздух, землю, деревья, траву, горы, реки — словом, элементы природы. Лонг-Айленд, где он родился, он неизменно обозначает индейским названием — «Поманок», а кукурузу — исконно индейским словом «маис» вместо английского «корн», и вновь и вновь наделяет американские местности, иной раз даже целые штаты, индейскими именами; в его книге можно встретить стихи, сплошь состоящие из исконных индейских географических названий. Примитивная музыка индейских слов настолько завораживает его, что он нагромождает вереницы этих названий даже там, где их наличие никак не диктуется смыслом; часто он подряд нанизывает имена десятков штатов, ни слова не говоря о них самих. Отсюда эта выспренность вперемежку с примитивностью. Вот как звучит одно из его стихотворений:

Над Поманоком взлетаю, как птица,
Чтобы повсюду парить и повсеместно петь самое главное, самую суть,
Отправляюсь на север, чтобы петь там полярные песни,
И в Канаду, пока не вберу ее всю без остатка, потом в Мичиган,
В Миннесоту, Айову, Висконсин, чтобы петь каждого штата неповторимую
песнь,
В Миссури, Канзас, Арканзас, чтобы петь каждого штата неповторимую
песнь,
Дальше — в Кентукки, Джорджию, Теннесси, в Каролину, чтобы петь
каждого штата неповторимую песнь,
В Техас и все дальше, дальше, до Калифорнии, чтобы везде и повсюду
быть принятым дружелюбно, стать
везде и повсюду своим,
Чтобы первым (если понадобится — то под дробь барабанов военных)
Пропеть самое главное, суть всей нераздельно единой страны,
А потом — каждого штата песнь[9].
(Перевод Я. Белинского)

Первозданное, примитивное начало в его натуре, присущее дикому индейцу ощущение сродства с окружающей нас природой повсеместно присутствует в его книге и нет-нет да полыхнет ярким пламенем. Когда воет ветер или кричит какой-нибудь зверь, для Уитмена это все равно что звуки индейских слов:

«Краснокожие аборигены,
дыханье свое, звуки дождя и ветра, прозвища птиц и лесных зверей вы
оставили нам в названиях: Окони, Кууза, Оттава, Мононга-хела,
Саук, Натчез, Чаттахучи, Каквета, Ориноко, Уобаш, Майами, Сагино,
Чиппева, Ошкош, Уалла-Уалла,
оставив эти названья, вы ушли, растворив родные слова в воде,
перемешав их с почвой».
(Перевод Я. Белинского)

Читателю подобного рода стихов потребуется как минимум вдвое больше энтузиазма, чем их сочинителю.

Стиль Уитмена — не английского происхождения, он вообще не отвечает стилю какого-либо культурного языка. Это тяжеловесный индейский образный стиль без образов, вдобавок еще воспринявший влияние другого тяжеловесного стиля, а именно ветхозаветного, — все это выше всякого понимания. Его слова тяжело, невнятно прокатываются по страницам книжки, уносятся вдаль длинными вереницами, целыми полчищами — одно другого туманней. Некоторые из стихов Уитмена поистине великолепны в своей невразумительности. В одном таком необыкновенно глубокомысленном стихотворении из четырех строчек, половина которых вдобавок заключена в скобки, он «поет» вот так:

Следующая страница