…Они входили в город. Фон Шрамм присутствовал при подписании капитуляции. Польский офицер в новенькой, даже необмятой шинели с птичьими чертами лица и застывшим навечно испугом в глазах. Казалось, что он в любую минуту рухнет на колени и завопит — Пощады, пощады! Куда же делась его гордость? Сквозь окошки штабного автобуса было видно, как поляк поминутно вытирал лоб платком, беспрестанно ёжился, чесался… Макс сплюнул. Ему было противно. Наконец дверца открылась, и парламентёр, отдуваясь, соскочил на землю. Напялил на плешивую голову нелепую четырёхугольную фуражку, подхватил свой белый флаг и направился к виднеющейся вдали баррикаде. Следом заспешил сопровождающий его хорунжий. Довольный, улыбающийся генерал Бласковиц ухмыльнулся в усы:
— Они приняли все условия…
Колонны марширующих парадным маршем гренадёров, конница, мотоциклисты, танки. Их встречали испуганные, жмущиеся к стенам варшавяне, дымящиеся развалины домов, опрокинутые городские трамваи, из которых соорудили импровизированные баррикады… И «Баденвеллер-марш», гремящий над зелёной аллеей роскошного парка Бельведера, чётко отбивающие ритм солдаты, вскинутая в приветствии своих победоносных войск рука Фюрера…
Потом началась их работа. То, для чего они сюда прибыли… Луч фонаря выхватывает из темноты испуганные чёрные глаза, чем-то напоминающие итальянские маслины.
— Всем выйти из дома на улицу! С собой только личные вещи, продукты на три дня!
Устрашающе рычит дюжий манн Готфрид, похлопывая резиновой дубинкой по сапогу. Жиды покорно ползут наружу, собираются в колонны, в руках — узелки с пищей, кое-кто толкает перед собой коляски со стариками и инвалидами. Грохочут по улицам подковы сапог эсэсовцев, легко перекрывающее униженное шарканье тысяч еврейских ног… Длинные колонны, которым нет ни конца, ни края. Они идут в гетто. Точнее, в район, который отвели под гетто. Сами евреи построят загон для себя. Впрочем, им не привыкать. Они всю жизнь живут обособленно, тесными общинами единоверцев и соплеменников, куда их согнали их реббе, духовные учителя…
— Слушай, Курт, да сколько же их тут?
Гауптштурмфюрер ухмыляется, раскуривая найденную в одном из опустевших домов настоящую кубинскую «Корону».
— А ты что думал, что в Варшаве поляки живут? Ха! Этого отродья здесь три четверти населения. Пускай теперь посидят в одном квартале, а то расползлась чума по всему городу. Думаешь, почему горожане решили сопротивляться, а? Когда имеешь семьдесят пять процентов голосов, любое решение будет в твою пользу. А вообще, в Варшаве очень трудно найти настоящего поляка…