Историк Манабреа в своих записях писал уже в 1856 году, что «своими величественными башнями в строгом стиле, толстыми стенами, возвышающимися на утесе высотой в 100 футов, замок не утратил ничего из своей древней гордости и доминировал над всеми окрестностями». Крепость, возведенная на утесе над извилистой долиной реки Изер, имела неправильно вытянутую форму: ее стены представляли собой то ломаные, то дугообразные линии, так как возводились в соответствии с очертаниями огромного утеса, ставшего ее основанием. С этого горного утеса, как будто самой природой предназначенного сторожить всю страну, можно было видеть зеленые леса, ленты полей и виноградников, окаймленные рекой, а на горизонте возвышались Альпы.
Маркиза поместили в сторожевую башню, цокольный этаж которой прозвали «Адом», так как о его подземных карцерах рассказывали леденящие душу истории. Над «Адом» располагалось «Чистилище» — тюремная камера с камином и каменной скамьей, а выше «Чистилища» — на этаже «Трезор» (Казна) — проживал в двухкомнатном помещении комендант Миолана.
«Графу Мазану» (так назвался маркиз де Сад) отвели одно из самых почетных помещений замка — «Большую надежду», где он и разместился со своими собаками, а слуга Латур расположился в крохотной смежной комнатушке. В прихожей «Большой надежды» всегда находился караульный.
На другой день после заключения комендант предложил «графу Мазану» подписать следующую бумагу:
«Я обещаю и даю честное слово, что… буду исполнять все приказания, которые мне будут отданы господином комендантом, и ничем не нарушу его запрещений, не сделаю никаких покушений к побегу, не выйду из сторожевой башни замка и не позволю этого сделать моему слуге, разве буду иметь на то особое разрешение.»
Заключенным доставили кровати, матрацы, столовое и постельное белье, столы, стулья и другие необходимые вещи. Солдатам было строго-настрого запрещено выполнять какие-либо поручения барина и его слуги без разрешения коменданта, который не позволял маркизу ни получать, ни отсылать письма прежде, чем он сам их не прочтет. Побег из замка действительно считался невозможным, о таком здесь никто и не помнил. Но маркиз с первого дня заключения думал только о том, как бы освободиться — даже без согласия своих тюремщиков. В ожидании свободы он старался разнообразить томительность своего заключения игрой в карты, но чаще проигрывал, и это его страшно раздражало.
С некоторого времени он решил усыпить бдительность своих стражников и при всяком удобном, а порой и неудобном, случае выражал свое раскаяние. Еще недавно такой гордый и заносчивый, он вдруг сделался тихим и вежливым. Комендант с удовольствием заметил эту перемену, не подозревая, что маркиз уже получил «важные сведения» из Шамбоери и по его указанию начались приготовления к побегу.