Он.
Верховный.
Я разорвал конверт. Листок с тремя словами: Я всегда побеждаю. И фотография Джеймса Болдуина, лежащего на кровати; распахнутые глаза таращатся в потолок. Джеймс явно был мертв. И хотя причину смерти — сердечный приступ, передоз или удушение — определить было невозможно, я точно знал, кто его убил.
Я всегда побеждаю.
Я выпустил из рук фотографию и письмо. У меня даже не хватило сил разорвать их. Он прав. Он всегда побеждает. Как я мог думать иначе? Он проникал в мои сны с самого моего детства; он знал обо всем, что я делал. Он следил за мной и когда я спал, и когда бодрствовал. Он создал эту альтернативную вселенную и столетиями заманивал в нее Писателей Писем со всего мира. Один Бог знает, сколько ему лет. Как я даже подумать посмел, что смогу его победить?
Я был его игрушкой. Забавной игрушкой. Только поэтому он меня и терпел.
И вдруг я решил положить всему этому конец. Пусть мне не победить Верховного в честной схватке, но я мог сорвать его планы и выйти из игры. Хватит ему манипулировать мною. Я вспомнил, что сказал Генри о моей проблеме с Киоко: Один из вас должен исчезнуть.
Я мог выскользнуть.
Это был важный шаг; окончательный, необратимый, но единственный доступный мне акт неповиновения.
День сменился сумерками, сумерки — ночью. Я сидел на полу, думал о последствиях задуманного, пытался понять, следует ли мне это делать, смогу ли я это сделать. Хватит ли мне смелости?
В конце концов я решил, что терять мне нечего.
Я подумал, не позвонить ли Стэну, не сообщить ли ему о своем решении, но сказал себе, что Стэн — ненастоящий. И хотя я возненавидел себя за это, хотя я знал, что Стэн — настоящий, что его мысли и чувства и плоть так же реальны, как мои собственные, я не мог забыть о его происхождении, не мог смотреть на него как на человека.
Я встал, прошел через темную гостиную на кухню, выпил полгаллона апельсинового сока, съел последний кусок замороженной пиццы.
Потом я сел за письменный стол.
И начал писать свою предсмертную записку.
1
Я очнулся в больнице в Анахайме.
Кроме меня в палате лежали еще два пациента, оба старики и оба смотрели одно и то же шоу «Опра» по двум разным телевизорам. Во рту у меня пересохло, губы запеклись, а когда я попытался заговорить, то не смог выдавить ни слова. Горло словно поскребли наждаком. Я сообразил, что где-то должна быть кнопка вызова медсестры, и пошарил по краю кровати. Мои пальцы нащупали плоскую пластмассовую коробочку, прикрепленную к шнуру. В центре коробочки оказалась кнопка, и я вдавил ее.
Через несколько секунд в палату влетели две медсестры в форменной одежде и поспешили к моей кровати, следом вошел врач. Я указал на рот и горло, опять попытался заговорить, но мои попытки закончились приступом кашля, я стал задыхаться, и меня чуть не вырвало. Одна из медсестер, та, что постарше, взяла бутылочку с согнутой питьевой соломинкой и просунула кончик соломинки между моими губами.