— И почем отдаешь?
Этими «за сколько», «почем» и неизбежными торгами Пепел решил подлечить расстроенного белоруса. Брось рыбу в воду — она и оживет… Витась назвал цену.
— Ого! — почти искренне восхитился Пепел размаху белорусской наглости. — Я уж как-нибудь дотерплю до первой рубашечной лавки. К тому же твоя рубаха мне велика. И никакой это не голландский «райфл», тебя обманули. Такое шьют на старых «зингерах» исключительно в трущобах Стамбула для нужд оптовой продажи в Белостоке. Ну-у… разве половину скинешь, тогда еще поглядим.
— Подумаешь «велика»! — Витась на глазах отходил от скоропостижной валютной потери. Так Растропович в тяжелые дни оживал, заслышав бренчание виолончели, так Пеле выводил из глубокой депрессии стук футбольного мяча. — Джинсовка и должна быть больше согласно европейским модам. Ну, так и быть, процентов десять скину из уважения к братскому славянскому народу.
Слово за слово и сторговались, сойдясь на тридцатипроцентной скидке от первоначальной суммы. Любимое дело — продавать с наваром вернуло Витасю приемлемое настроение.
Чем еще мог заниматься белорус, болтаясь по Европе с девяностого? Торговать на рынках, подрабатывать там-сям, ненадолго возвращаться в родную Беларусь и, набрав дешевого товара, отправляться по фиктивному приглашению в новое турне «поезда-рынки-фермы-фирмы-рынки-Беларусь».
Рваную рубашку Пепел запихал в урну при остановке, сверху на всякий случай набросал веток.
— Брюки, конечно, не рваные, но ты погляди, какие грязные, — развивал рыночный успех Витась. — Конечно, неплохо бы и их поменять. Могу предложить спортивные штаны, но в трениках по улицам, как в вашей России, тут не ходят. Есть у меня щетка для одежды. Правда, я никому ее не одалживаю. Хотя, мы где? Мы — в мире капитала. По законам капитализма продается все. Так и быть, сдам тебе щетку в аренду за недорого.
Сошлись в цене и по щетке. В автобусе Витась, окончательно растопивший в себе горечь утраты, уже вовсю шутил:
— А как ты меня развел! Ловко! Признайся, ты шулер?
— Да ты что, какой я шулер, просто я везучий! — возражал Пепел. — Не забывай, что ты же сам предложил в картишки перекинуться.
— Ага, «сам»! А кто спросил: «чем бы занять пятьдесят минут?»!
— Да я же не мог знать, что у тебя при себе колода. Откуда? — соврал Пепел. Ясен бубен, что у человека, ведущего разъездную, базаро-вокзальную жизнь, должна была в чемодане заваляться колода.
За автобус расплатился Пепел, как алаверды за вызволение с фермы. За ночлег никто из них не платил. Еще не хватало оплачивать два часа дурного сна на парковых скамейках. А ранним утром за пиво и жареные колбаски в открытом кафе на центральной площади Брно опять расплатился щедрый Пепел. В этом кафе, за этим пивом состоялся судьбоносный, путеопределяющий разговор.