«Вестимо, пронюхал бывший слуга народа про Эрмитажные списки, как когда-то пронюхал Вензель. В одиночку Шраму списки не поднять, сломают, как прут. В одиночку Праслову не свернуть нынешних паханов, засадивших его за решетку. А если сложить Прасловские уцелевшие ломти бизнеса, верных ему людей и знания о криминально-чиновничьей подноготной города со Шрамовскими списками и Шрамовской энергией молодого волка — уже получится сила.»
Дикторша «Вестей» радостно сообщила:
— Самолет прибыл на Внуковский аэродром. Александр Тасум спустился по трапу, одетый в фисташковый костюм от Валенси. Внизу его встречали девушки в национальных одеждах с цветами. Милиция не смогла задержать преступника…
«А еще Праслов знает, что Сергей Шрамов не повязан с той стаей, которая уселась сейчас на Питере.»
— А еще, — подсказал Праслов, — Я почуял, что Сереге Шраму заподляно по натуре на кого-то шестерить. Даже за охренительные бабки. По этому вопрос стоит об равноправном союзе нерушимом.
«Еще Праслов дал понять, что и с „уголковыми“ запутками подсобит, чем сможет, если сойдемся в главном.» — Шрам косяком глаз обветривал блатную камеру. Больше всего прикололо, что трубы у рукомойника пребывают на последнем дыхании. Наверное, депутат-непоседа на них часто отжимается, мало ему шведской стенки.
— Ну что, Шрам, охота тебе ввязаться в поножовщину с питерскими паханами, набитыми баксами, обложенными со всех сторон стволами и быками, прикрытами, как японские церкви, кучей крыш? — поторопил гостя с решением хозяин.
В слух не добавил хозяин, что предлагается ввязаться, имея за спиной списанного авторитета, а ныне зека, Праслова и Эрмитажные списки, с которыми тоже не ясно — динамит это или хлопушка с конфетти?
И тут депутат пригубил, наконец, мадерки. А то уж Серега грешным делом не отметал вариант, что пойло злой химией закрашено. Что депутат бадягу развел для замыливания зенек, а сам от тоски подрядился борзого пацана Шрама мочкануть.
Однако все равно не стал хлебать напитки из своего стакана Сергей. Поостерегся…
— Шрамов из триста девятой опять в гости просится. Наличкой, говорит, заплатит.
— Ишь, разгулялся, — прапорщик сплюнул замочаленную зубами спичку в пластмассовый стаканчик, где такого добра к концу смены накапливалось преизрядно. — Ишь шустрый. «Трубу» ему отнес?
— Оттуда иду, — подчиненный снял фуражку, провел ладонью по залысине.
— Ишь, гуляка выискался. — Прапор задумался, прапор не спешил. Необычное что-то творится. Ходит человек по камерам, денег не жалеет. Не случалось такого на памяти прапорщика.