— Езжай и разберись.
Рыжий не спрашивал, куда, это и так было понятно: в Хвостов конечно же, к Урвану, один ведь он остался неосмотренным. И если б кто другой посмел бы не явиться, так Рыжий, взяв с собой дружину, теперь пошел бы на него и поучил бы, и потешился, и лучшие б потешились. А так… Урван и есть Урван, с Урваном лучше не шуметь. И Рыжий, никого с собой не кликнув, один сошел с крыльца, сел на каталку, поехал на пристань, там взял обычную долбленку да пару обычных гребцов…
Хотя дорога на Хвостов была неблизкая! Вначале поднимались по Голубе, потом свернули в Старую Протоку, потом — на Млынку, на Листвянку, и только к вечеру второго дня наконец добрались до Столбовска. Столбовск — угрюмый, пыльный городишко. Костярь с опаской встретил Рыжего, молчал, вздыхал. Потом, узнав, что едут не к нему, повеселел. Сходили в баню, пировали. А утром — снова в путь, только теперь уже по суше. Да по какой еще сухой! Пять дней скрипели на каталке по степи. Порой, не выдержав, Рыжий вставал с каталки и шел рядом с тягунами. Трава, одна пожухлая трава до горизонта!
Но вот он, наконец, Хвостов — последний, порубежный город. За ним Пески, а дальше, за песками, начинался Мэг, то есть совсем чужая сторона, лжа иноземная, искус — так это называется. Но это где-то там, за дальней, непонятной далью. А здесь, остановившись на холме, Рыжий, прищурившись, смотрел на город. Вал, башни, тын — все хорошо, досмотрено, исправно. И городские крыши не пожухлые, а ярко-желтые, что значит: только-только обновленные, солома на них еще свежая. И — тишина. Ни гогота, ни дыма. Рыжий еще немного постоял, посмотрел, помолчал, потом вернулся к тягунам.
— Порс! — приказал.
Тягуны понесли. В распахнутых воротах — никого. На улицах…
Ни луж, ни мусора. Деревья ровными рядами. Колодцы под навесами, при каждом кружка на цепи. И цветники под окнами. Прохожие, заслышав стук колес, сходили в сторону, смотрели исподлобья.
А вот и площадь, и дворец. Поменьше княжьего, да и крыльцо будет пониже. А на крыльце…
Носатый, голенастый, остроухий, в богатом боевом ремне стоял сам воевода Урван. А рядом с ним… Как ее бишь? Да, это Ластия, его жена. И тут же трое сыновей мал мала меньше. Урван — родной княжий племянник и, стало быть, его единственный наследник, лжец, говорун, наглец…
— Ждем! Ждем! — вскричал Урван. — Наслышаны. Давно!
И поспешил с крыльца. Рыжий спрыгнул с каталки. Они обнялись, побратались. Потом Урван, немного отступив, сказал:
— Вот ты какой! Зубаст! А говорили, будто в бабушку. Врут болтуны. Врут, как всегда! — и засмеялся весело, беззлобно.