Несколько минут спустя я спросил приятеля:
— Что он сказал?
Жюбер смущенно увильнул от ответа:
— Да ничего.
— Гадость какую-нибудь?
— Расскажу, когда выйдем.
Очкарик между тем подходил то к одной, то к другой группе гостей, и все, по-видимому, забавлялись на мой счет.
Все, кроме Луизы, — она в тот вечер несколько раз отказывалась танцевать, предпочитая болтать со мной.
Едва мы вышли, я опять спросил Феликса:
— Что он сказал?
— Сперва ответь мне правду: чем ты занимался до того, как стал секретарем комиссара?
— Ну… служил в полиции…
— Форму носил?
Вот оно что! Вот где собака зарыта! Очкарик видел меня когда-то в форме, а теперь узнал.
Представляете себе? Рядовой полицейский среди господ из дорожного ведомства!
— А она что сказала? — еле выдавил я из себя.
— Она была на высоте. Она всегда на высоте. Ты мне не веришь, но сам увидишь…
Бедняга Жюбер!
— Она ответила, что форма, несомненно, шла тебе больше, чем пошла бы ему.
И все же в следующую пятницу я не явился на бульвар Бомарше. Я избегал Жюбера. Через две недели он сам ко мне пришел.
— Кстати, о тебе справлялись в прошлую пятницу.
— Кто?
— Мадам Леонар. Спрашивала, не заболел ли ты.
— Я был очень занят.
Но я не сомневался, что мадам Леонар заговорила обо мне потому, что ее племянница…
Ладно! Пожалуй, не стоит входить в дальнейшие подробности. Мне и без того придется отстаивать только что написанное, чтобы оно не попало в мусорную корзину.
Примерно в течение трех месяцев Жюбер, сам того не подозревая, играл незавидную роль, хотя мы вовсе не собирались его обманывать. Он приходил за мной в гостиницу и повязывал мне галстук, ссылаясь на то, что я не умею одеваться. Он говорил мне, видя, что я в одиночестве сижу в уголке гостиной:
— Поухаживал бы ты за Луизой. Ты просто невежа.
Он настойчиво твердил, когда мы выходили на улицу:
— Напрасно ты думаешь, что ей с тобой неинтересно. Напротив, ты ей очень нравишься. Она постоянно о тебе спрашивает.
Незадолго до Рождества приятельница Луизы, та, что немного косила, стала невестой пианиста, и они перестали бывать на бульваре Бомарше.
Не знаю, то ли поведение Луизы охладило пыл ее поклонников, то ли мы с ней не очень ловко скрывали свои чувства. Как бы то ни было, но с каждой пятницей число гостей в доме Жеральдины и Ансельма убывало.
Решительное объяснение с Жюбером произошло в феврале у меня в комнате. В ту пятницу он пришел не во фраке, что я сразу заметил. Лицо его выражало горечь и покорность судьбе — ни дать ни взять вылитый актер «Комеди Франсэз»!
— Я все же пришел завязать тебе галстук, несмотря ни на что! — сказал он, криво усмехаясь.