– По-твоему, если бы тут было не просто падение, я бы этого не знала?
– Знала бы, – сварливо откликнулась Кэтрин и ласково натянула покрывало на плечи старой женщины.
Этель встретила взгляд Кэтрин и закрыла глаза.
– Скажи остальным, чтобы уходили. Только свет загораживают.
Кэтрин встала и повернулась.
– Я слышал, – сказал Оливер с кривой усмешкой и странно звонким голосом, – что лекари всегда оказываются самыми трудными пациентами.
– Со слухом у меня тоже все в порядке, – немедленно откликнулась Этель со своего тюфяка. – А то хотя бы не пришлось тебя слушать.
Кривая усмешка Оливера сменилась широкой улыбкой.
– Я ухожу, – сдался он, но перед уходом потянул Кэтрин за выбившуюся из-под плата черную прядь и тихо пробормотал: – Ради борьбы или свидания, только не заставляй меня ждать слишком долго.
Кэтрин покраснела и коротко кивнула:
– Не заставлю.
Она оглянулась на Этель, которая следила за ними из-под прикрытых век.
Оливер наклонился и слегка коснулся губами ее щеки:
– Ей не удалось меня провести. Сообщи, как она себя действительно чувствует.
Он выпрямился, помахал на прощание рукой и вышел из комнатки, прихватив с собой прачку. Гавейн уже побежал на свидание к какой-то девушке, прислуживающей на кухне.
Кэтрин вернулась к Этель. Глаза старухи были совсем закрыты, она дышала медленно и ровно, но молодая женщина не дала обмануть себя внешними признаками сна:
– Этель! – она опустилась на колени перед ложем. – Этель!
Нет ответа. Кэтрин приподняла одеяло и взяла морщинистую левую руку старой повитухи. Она была холодной. Кэтрин сжала ее, но ответом была лишь слабая дрожь.
– Этель, я знаю, что ты не спишь.
Красные веки дрогнули, глубоко запавшие глаза предательски блестели.
– Рука, – прошептала Этельреда. – Кэтрин, я почти не чувствую свою руку.
– Слабый удар, – сообщила Кэтрин Оливеру вечером того же дня. – Повторение того, какой уже был. Слава Богу, он не повлиял на речь, но она не может держать чашку левой рукой, и левая нога тоже слегка пострадала.
– Она поправится?
Кэтрин пожала плечами.
– Пока не знаю. Мне почти не приходилось лечить людей ее возраста. Сделаю все, что смогу.
Оливер вздохнул и кивнул.
– Я знаю ее всю свою жизнь и, как бы там ни казалось, люблю ее и уважаю.
– Но именно так мне и казалось, – откликнулась Кэтрин. – Ты заботишься о ней так же, как она заботится о тебе, а забот ты ей доставляешь изрядно.
Он склонил голову, подтверждая справедливость замечания, помолчал и спросил:
– Как же быть с твоим ремеслом? Ты не можешь выходить в город одна, с ножом или без ножа, неважно.