И когда телефон неожиданно вздыбился резким звонком, я вздрогнул от радости. Кто-то добрый милостиво протягивал мне отвлекающую игрушку.
Шурочка звонила, Шурочка, взбалмошный дружочек.
Она долго дышала в трубку молча.
— Гражданка Порецкая, это вы? — спросил я наверняка. Кто еще мог в этом городе дышать мне в трубку? Не директор же.
— Извините, Виктор Андреевич… вы ушли, даже не попрощались Я подумала, может быть…
— Ты правильно подумала. Но нам следует соблюдать строжайшую конспирацию.
Она не знала толком, зачем звонит, а позвонить ей хотелось.
— Вы что делаете, Виктор Андреевич? — опросила Шурочка после паузы, потраченной на осмысление ситуации. Нескромный вопросец, надо заметить.
— Ничего особенного. Принял микстуру, а теперь прогреваю поясницу.
— У вас что-нибудь болит? — Когда юное создание задает подобный вопрос, то так и кажется, что тебя подозревают в осквернении святынь.
— Особенно ничего не болит, Шурочка. Привычная хроническая ломота во всем теле. По-научному — старческий маразм.
— Маразм — это, кажется, когда с головой…
— С головой — уже последняя стадия. У меня первичные проявления.
Еще пауза, еще вдох и выдох, и — бултых!
— А хотите, я покажу вам город?
— Я его уже видел утром.
Самолюбие современных девиц (я сужу по Москве) устроено наподобие резинового коврика: если на него наступаешь — он пружинит, и только. Никаких следов. Шурочку я не хотел обидеть.
«Зачем ты дразнишь меня, — подумал я. — Ты что — слепая, не видишь, что нельзя?
Я не нуждаюсь в том, что ты могла бы мне дать. И уж тем более ничего не могу предложить взамен».
Все это я подумал после того, как она звонко пропела «до свидания», и после того, как я шаловливо кукарекнул «пока!». Настроение мое стало таким, что пойти бы в ванную, напустить воды и нырнуть, не раздеваясь, на дно. Грязь какая-то из меня истекала, я обонял ее запах в гостиничном номере. Тошно, скверно, подло…
В коридоре я столкнулся с горничной, которая сопровождала администратора Буренкова во время утреннего обыска. Лицо смущенное, растерянное, пальчиками теребит фартук.
— Вы простите за утрешнее… Я ведь не сама, я по службе. Он чего прикажет, то и делаем.
— Почему вы так волнуетесь?
— Ну как же… Вы жаловаться станете, — она раскраснелась, как девочка. — И так на меня уж была недавно жалоба. Он зуб на меня имеет… Коварный он.
Я успокоил, как мог, испуганную женщину.
— На меня он тоже зуб имеет. Как бы ему этот зуб не обломали.
— Что вы, что вы, — женщина замахала руками, отпустив передник. — У него такие знакомые везде.
Ему все сходит… Значит, вы не будете на меня жаловаться? Правда, не будете? Хотите, я вам белье перестелю?