– Дорогая мисс Данстер, – мягкий голос виконта не соответствовал железному пожатию его руки, – я заинтригован, поверьте.
– Меня это не интересует. Я приберегаю свое остроумие для друзей, – ответила Эмма ледяным тоном.
– А как насчет ваших родных?
Эмма недоуменно заморгала, не зная, что ответить на этот неожиданный вопрос.
– У меня такое чувство, мисс Данстер, что скоро мы с вами станем ближе, чем самые близкие друзья. – Бентон внезапно отпустил ее руку, и Эмма тут же спрятала ее за спину.
– Если вы воображаете, что я снизойду…
Расслышав в ее голосе железную решимость, виконт рассмеялся:
– Право, на вашем месте я не стал бы так горячиться. Вы, несомненно, привлекательны, но в вас не чувствуется хорошей породы, а я считаю это обязательным для женщины.
Эмма невольно отступила назад, гадая, говорит ли он о ней или о скаковой лошади.
– Я Вудсайд, а значит, могу поваляться в постели с рыжей американкой, но никогда на ней не женюсь.
Рука Эммы взметнулась вверх, готовясь дать негодяю пощечину, но Бентон перехватил ее.
– Не сейчас, мисс Данстер. В конце концов, я ведь собираюсь жениться на вашей кузине и с легкостью могу запретить ей общение с вами.
Эмма рассмеялась:
– Неужели вы всерьез думаете, что Белл выйдет за вас? Да она с трудом пересиливает отвращение, когда танцует с вами.
Вудсайд крепче сжал ее запястье, и Эмма вздрогнула от боли. Ему же, судя по всему, была приятна ее растерянность; в тусклом освещении его бледные глаза опасно поблескивали.
Эмма упрямо вздернула подбородок, и когда Бентон внезапно выпустил ее руку, она, шатаясь, отступила на несколько шагов назад.
– Не стоит терять время на Эшборна, моя дорогая: он никогда не женится на такой, как вы. – Рассмеявшись, Вудсайд отвесил насмешливый поклон и исчез в темноте.
Эмма потерла запястья. Хотя неожиданная встреча слегка выбила ее из колеи, все же она не могла оставаться здесь всю ночь и потому принялась открывать дверь за дверью в поисках ванной комнаты, стараясь делать это по возможности бесшумно.
После пятой попытки она наконец нашла ванную, протиснулась внутрь и закрыла за собой тяжелую дверь.
Свеча, вставленная в фонарь, тускло освещала тесное помещение. Посмотревшись в зеркало, Эмма застонала, ибо урон, нанесенный ее внешности, был поистине ужасен. Она быстро сообразила, что не обладает необходимой сноровкой для того, чтобы придать волосам должный вид, и, решительно вынув все шпильки, оставила их возле зеркала. Пусть Линдуорты думают что угодно, когда на следующий день найдут в ванной гору этих приспособлений.
Взяв украшенную изумрудами заколку, прежде удерживавшую узел ее волос, Эмма закрепила непокорные волосы спереди, предоставив нескольким огненным прядям обрамлять лицо.