— Что ж, поедемте. Только вот насчет спокойствия вам, как… может, придется остаться до утра?
— Да уж об этом не хлопочи.
— Так извольте собираться. Время нисколько…
Феопен вышел.
— Ну, что, господа, поняли вы, что он тут баил? — спросил Алеев Стерлядкина и графа.
Те посмотрели на него вопросительно.
— А я вам скажу, что это значит.
— Что же такое?
— А то, что волки у него за пазухой. Вот увидите: завтра мы наверное с полем. Я спокоен.
В девять часов я ехал о бок с Феопеном Ивановичем на отзыв.
Выехав из села, мы пустились по левой, то есть по нагорной стороне пруда к чаще. То спускаясь в изложины, то поднимаясь вверх, мы подвигались вперед молча. В воздухе была тишина невыразимая: ни звука, ни шелеста; на небе недвижимо стояли тонкие облака, сквозь них чуть-чуть мерцал какой-то чахлый отблеск света; полный месяц, просекая туманную оболочку, расплылся по небу широким белым пятном. Спутник мой сидел в седле словно деревянный, только по воротнику фризового балахона, торчавшему высокой рамкой на затылке, было заметно движение его головы. Оставив пруд за собой, мы отъехали еще версты две полем и, приняв круто налево, остановились у самой окраины.
Не меньше, я думаю, часу торчали мы тут, как две статуи: не зная расположения Феопена Ивановича, я решился молчать и терпеливо ждать от него речи. Раза два луна показывалась на чистоту в полном блеске и минут на пять ярко освещала окрестность: у ног наших, в страшной глубине, тянулась широкая низина; по ней, разбившись на множество рукавов, лениво сочилась река, образовавшая дальше Чурюковское озеро. Между этими рыскавшими туда и сюда водными нитями в неправильных формах стлались камышовые плавуны, ржавцы, приболотни, затканные сплошным чепыжником; направо чернела лесная куща.
— Вот вам и скучновато тут, — начал вполголоса Феопен.
— Напротив… я рад… Вот только ничего не слышно… — проговорил я, обрадованный случаю выйти на миг из апатии.
— Сыты, пострел их возьми, либо, чего доброго, в рыску… А гнездо тут.
— Где? — спросил я стремительно.
— Вон тут, вот, как кнутом хлестнуть — к той стороне, вот, за широким камышом, на плавуне, в чепыжнике.
— Как же ты узнал, где гнездо?
— Как не узнать!.. Нахаживали не в таких крепях; это что: только летом мокренько, а зимой хоть в бабки играй… беляку простора мало.
Снова молчание.
Наконец далеко, на другой стороне болота, в поле, где-то к Чурюкову, взвыли два голоса.
— Это какие? — спросил я шепотом.
— А так, шатуны, от гнезда переярки; вот, побродят округ села, гуська где сцапают, либо к падали пробираются.