А вот скрипнули ворота, выехал выжлятник Пашка черкесом, за ним появился Сергей, в такой же папахе, и следом Феопен, окруженный своими выжлятами, вывел в поводу солового; тот же помятый картуз на Феопене Ивановиче, тот же фризовый бурый балахон до пят… опять появилось это живое изображение пленного турка между блестящими казаками и черкесами…
— Разве ты не всю стаю берешь? — спросил Алеев, глядя на малочисленность гончих.
— Да, што!.. На кой их?.. Будет и этих!.. — И Феопен Иванович полез ногой в стремя. — Сергей, ты пойдешь правой стороной, с борзятниками, а ты, Пашутка, со мной, — прибавил он и подсвистнул собак.
Сергей остался; Пашка поехал с ловчим.
— Ну, Феопен Иванович наш сомкнул Бушуя с Крутишкой, а Громилу с Бандоркой — быть работе! — сказал борзятник Николай, следя за стаей.
— Работа — не работа, а осмелься-ка он не поставить волчка к моим собачкам, — самого приму в торока! — прибавил Никита.
Общий смех.
Голос из толпы: — А кстати, он же ноне и глядит по-волчиному.
Борзятник Василий (Никите): — Ты, пожалуй, чего доброго, от тебя станется… Вишь, у тебя на шее только что ободья гнуть. Как под ним лошадь устаивает!
Никита: — Какую невидаль изволили сморозить, Василий Евдокимович! А мы авчера еще знали, что я один полегче вас шестерых.
Новый смех.
Конюхи подвели к крылечку наших лошадей. Все вышли садиться.
— Кто идет направо? — спросил Алеев.
— Мы, — отвечали несколько голосов.
— Сколько вас?
— Одиннадцать свор.
— Ну, отделяйтесь!
Охотники разделились на две половины: одна ушла направо, другая примкнула к нам.
К девяти часам были у острова. Борзятники начали занимать места; Бацов, я и Владимирец отправились смотреть, как Феопен заводит стаю.
На лужайке, вдавшейся клином в болотную чащугу, сидели в тесном кружке разомкнутые гончие, тут же были две оседланные лошади, Пашка и Феопен; ловчий наш лежал на лугу, опершись на локоть, в каком-то полудремотном состоянии, и держал в руке березовую тавлинку, подле него были брошены рог, охотничий нож и длинный шест. Налево протекал один из рукавов реки; за ним — зыбкая трясина, а дальше — камыш.
— Что? Еще не утыкались? — спросил нас Феопен.
— Нет еще, — отвечали мы. — Крайние на местах, а те еще расстанавливаются.
— Пашутка, глянь, как там у них?
Пашка вскочил на лошадь и помчался. Вскоре он прискакал назад и донес своему дядюшке, что своры обеих половин на местах. В то же мгновение долетел до нас короткий звук рожка. Гончие встрепенулись и подняли уши.
— Ну, кличут на ердань! — проговорил наш ловчий, вставая с места, и, скинувши балахон, передал его Пашке — вторачивать. Оставшись в одной куртке и длинных сапогах, он принялся перевязывать голенища веревочками.