Итальянская элегия (Милберн) - страница 50

Через несколько минут Лючио поднял голову и посмотрел на нее.

Анна вздохнула и прошептала его имя.

Легкая улыбка тронула уголки его губ, когда он увидел, как мягко вздымается и опускается ее грудь. Она, наконец, уснула, и хотя Лючио очень устал, он понял, глядя на нее, лежащую в его объятиях, что выспаться ему удастся не скоро.

Сэмми был очень рад вернуться домой из больницы. Ему не терпелось поиграть с каждой игрушкой, которую купил Лючио. Анне приходилось сдерживать его порывы из боязни, что все старания доктора Френталя могут пойти насмарку. Сэмми продержался до вечера, а потом заснул от усталости мертвым сном.

Едва Анна успела хорошенько укрыть его, как на пороге комнаты Сэмми возник Лючио.

– Нокаутирован? – спросил он.

– Он был чрезмерно активен, но к полднику присмирел, слава богу.

Лючио и Анна спустились вниз.

– У Джинни очень успешно прошел первый день на работе, – рассказывал ей Лючио. – Она сделала много полезного, как мне доложила моя секретарша.

Анна улыбнулась.

– Джинни тоже сказала, что день у нее прошел прекрасно. Спасибо, что предоставил ей такую возможность.

Отмахнувшись от благодарностей, Лючио плечом толкнул дверь в гостиную, пропустив Анну вперед.

– Джина решила остаться здесь и поработать, когда мы поедем в Италию.

Анна встревоженно взглянула на него.

– Думаешь, это разумно? Ей всего девятнадцать и…

– Все у нее будет хорошо. К тому же Роза поможет ей в случае необходимости.

– А если ей понадоблюсь я или…

Лючио прижал палец к ее губам.

– Она достаточно взрослый человек и может спокойно провести месяц с моей домоправительницей. А теперь лучше расскажи мне, как прошел твой день, а я налью нам чего-нибудь.

Анна выложила ему все о шалостях Сэмми, радуясь, что может отвлечься от мыслей о предстоящей женитьбе. Она даже о погоде заговорила, только чтобы не упоминать об их будущем.

Четыре года назад выйти замуж за Лючио было ее самой большой мечтой. Та страшная ночь разрушила эту мечту. И вот теперь он захотел жениться на ней, несмотря ни на что.

Но Лючио не хотел забывать, какую боль она ему причинила, хотя и обещал, что никогда больше не будет упоминать об этом. Это было похоже на небрежно забинтованную рану. Постепенно гной просочится, снова запятнав их жизни.

Брак с Лючио требовал и сил, и мужества, но разве жизнь одинокой матери больного ребенка не выработала в ней эти качества? Она могла быть сильной и мужественной и при этом не показывать свои истинные чувства. Признаться в том, что она никогда не переставала его любить, – настоящее эмоциональное самоубийство.