Кого мог прищучить в тоннеле Старый? Только хозяйку, кого еще; но ведь хозяйки-то по-нашему вряд ли понимают… Однако внутри дырки Старый втолковывал кому-то злым голосом, совсем не упрощая языка и не стараясь быть понятным:
— Ну, Раймонд Паулс, лезешь в дырку, и быстро — быстро, сука, понял? отбегаешь вперед-вправо и ложишься у стены! Малейший намек — пристрелю к ебени матери. Понял, бибис?[70]
В ответ раздалось какое-то тихое бубнение, и снова злющий голос Старого:
— Смотри, сука. Пошел!
В щели показалось залитое кровью лицо человека — но даже сквозь размазанные потеки крови Сережика изумила чистота. Человек был невозможно, удивительно чистым! Щурясь на Сережиков фонарь, он на секунду замешкался, но Старый тут же с ноги его поторопил: человек вылетел из щели, неловко растянувшись на бетоне.
— Ты! Ползком давай! — срывающимся голосом закричал Сережик, от волнения танцуя на месте — у него на прицеле была самая настоящая хозяйка!
Хозяйка оказался сметливым и въехал, чего от него хотят. Отполз к стене и затих, сложив руки на затылке. Сережик въехал ему носком под ребра, но хозяйка тоненько завыл и начал корчиться на полу, словно пытаясь залезть под себя. …Тьфу, сука, чмо поганое, никакой твердости в нем… — плюнул про себя Сережик. — Даже пинать тебя в падлу… — и едва не укатился в угол, выронив волыну: в затылке сразу запекло от щедрой затрещины.
— Старый, ты че-е-е-е-е… — удивленно протянул Сережик, тряся звенящей головой.
— Ты баран. Знаешь, почему пленных бить не надо?
— А че, не надо? Ну и почему это — «не надо»? — набычившись, буркнул парнишка.
— Он может тебя специально разводить. Пока ты в трех-четырех шагах, тебя трудно достать. А тут ты сам подошел: нате, товарищ враг, ломайте мне кадык. Понял, дурила?
— И че, как он меня с пола достанет? Мордой вниз?
— Узнать хочешь? — уже не злобно, а насмешливо спросил Старый.
Почтя за лучшее не спорить, Сережик решил и впредь пользоваться чужим опытом. …а че? Грех рыло воротить, когда само прет. Че спорить-то, Старый по-любому знает че впаривает — вон, до зачистки Дом держал, считай что один — и говорили, что аж с Самого Начала. И сейчас вон — где все? Нету. А Старый — вот он, не успел появиться, как все у него в шоколаде, сидит вон на самой настоящей хозяйке, ветки ей крутит…
В Сережиковой душе даже затрепетала надежда — вот сейчас Ахмет всяко сделает себе Дом, и обязательно пристегнет Сережика. И все станет… ну, не совсем по-старому, но хотя бы… Почему нет-то? Че, вот так выгонит, что ли? Нет, своими не кидаются, а… Тут Сережика пронзила очень простая мысль, он даже удивился, как не подумал об этом раньше: а куда подевались старые Ахметовы семейники? Как так — он живой, а где они?