— Мартин, ничего не поделаешь, — сказал я, опередив девушек. — Четверть часа прошло. Едем. — И я нажал на газ.
РАСКАЯНИЕ
Выехав из Б. и миновав последние домики, мы очутились в краю полей и перелесков; на гребни гор садилось большое солнце.
Мы ехали молча.
Я думал об Иуде Искариоте, о котором один остроумный автор говорит: он предал Иисуса именно потому, что безгранично верил в него: он не мог дождаться чуда, которым бы Иисус явил всем иудеям свою божественную силу; он выдал Иисуса страже, чтобы наконец побудить его к действию; он предал его, ибо мечтал ускорить его победу.
Увы, подумалось мне, я, напротив, предал Мартина именно потому, что перестал верить в него (и в божественную силу его донжуанства); я есть подлое сочетание Иуды Искариота и Фомы, прозванного Неверующим. И тут я почувствовал, что благодаря моей провинности во мне растет нежность к Мартину и его знамя вечной охоты (слышно было, как оно неустанно трепещет над нами) трогает меня до слез. Я стал корить себя за свой поспешный поступок.
А разве мне самому легко будет расстаться с этими телодвижениями, означающими для меня молодость? И останется ли у меня что-то еще, если я перестану хотя бы имитировать ее и пытаться обрести в своей разумной жизни безопасный уголок для этой неразумной деятельности? Что из того, что все это напрасная игра? Что из того, что я это знаю? Разве я откажусь от этой игры лишь потому, что она напрасна?
ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО ВЕЧНОГО ЖЕЛАНИЯ
Он сидел рядом и, преодолевая досаду, медленно приходил в себя.
— Послушай, — сказал он мне. — Эта медичка действительно такого высокого класса?
— Я же сказал. На уровне твоей Иржины.
Мартин стал осыпать меня вопросами. Мне снова пришлось описывать медичку.
Чуть погодя Мартин спросил: — А не мог бы ты мне ее потом уступить, а?
Я решил дать более правдоподобный ответ. — Это, пожалуй, будет трудно. Ей мешало бы, что ты мой товарищ. Она строгих правил…
— Она строгих правил… — сказал Мартин грустно, и видно было, что это его опечалило. Мне уже расхотелось мучить его.
— Если только я скрою, что мы знакомы, — сказал я. — Ты мог бы выдать себя за кого-нибудь другого.
— Классно! Хотя бы за Формана, как сегодня.
— Нет, киношников она не жалует. Скорее клюет на спортсменов.
— Ну и что? — сказал Мартин. — Все в наших руках, — и вот мы уже пустились в пылкие дебаты. С каждой минутой наш план прояснялся все больше и вскоре подпрыгивал перед нами в густеющих сумерках, как прекрасное, зрелое, сверкающее яблоко.
Позвольте же мне это яблоко несколько напыщенно назвать золотым яблоком вечного желания.