Коул повернулся к Эрин. Он сдвинулся с места, и угол падения света изменился, на буграх мышц образовались новые тени. У Эрин вдруг возникло неодолимое желание схватить фотокамеру и запечатлеть мускулистые очертания тела Коула. Ведь он был так прекрасен сейчас.
Эта внезапно пришедшая ей в голову мысль повергла Эрин в изумление.
— Садись, — глухо произнесла она. — Я помогу тебе.
Коул сощурился, уловив изменение в голосе Эрин. Если совсем еще недавно в нем звучали злость и раздражение, то теперь он вдруг потеплел. Да и смотрела на него Эрин так, словно видела впервые. Ее изумительные зеленые глаза были широко распахнуты, и в них отчетливо читалось такое неприкрытое восхищение, что у Коула даже учащенно забилось сердце.
Ни слова не говоря, Коул опять сел. Эрин смочила тампон в холодной воде и склонилась над Коулом. От близости обнаженного мужского тела и осторожных прикосновений к нему у Эрин появилась слабость в коленках. Она старалась внушить себе, что Коул — всего лишь человек, нуждающийся в ее помощи. Она гнала от себя всякие мысли о том, что перед ней сидит почти голый ее защитник и что она сама оказалась сейчас у него буквально между ног.
Сосредоточившись на ране Коула, она позабыла о его наготе.
— Всегда так бывает: рана не так опасна, как выглядит, — сказал Коул, заметив, как щеки Эрин подернулись бледностью.
— Да, но столько крови…
— Я как-то видел твои снимки, сделанные во время охоты на китов. Уж наверняка тебе пришлось по уши выпачкаться в крови, чтобы сделать те фотографии.
Эрин вспомнила, как отщелкивала тогда кадр за кадром и как ей вдруг сделалось дурно. Но после приступа тошноты она вновь зарядила фотоаппарат и принялась за работу.
— Ты бы видел, как я там у них все вокруг заблевала, — призналась Эрин, осторожно прикладывая мокрый тампон к ране и стараясь остановить кровь.
— Когда тебя вывернет наизнанку, нужно хорошенько за собой подтереть, детка. Это первое правило «Ведения хозяйства по Блэкберну».
Взглянув на Коула и увидев его улыбающиеся серые глаза, она подумала, как это ей вообще когда-то могло прийти в голову, будто они у него холодные и тусклые.
— Больно? — спросила она, чуть сильнее притрагиваясь к ране.
— А как ты думаешь?
Она виновато улыбнулась.
— Думаю, что больно.
Указательным пальцем он слегка дотронулся до ее щеки.
— Бывало куда больнее, — выдохнул он, как только Эрин отняла тампон. — Если уж на то пошло, иногда я чувствовал себя и много лучше, — скромно признался он. — Хуже всего — боль от ожогов.
Ее руки, прежде дрожавшие от испуга, стали спокойными и уверенными.