Но это стало важно для Бриса. Его уважение к ней, его предупредительность возродили ее веру в себя, укрепили ее самооценку как человека. Отношение Бриса к ней оказалось для нее и поощрением, оно возродило надежду. Он стал неразрывной, огромной частью ее собственной души, сердца, разума.
— Ты действительно пообещал Энн мыть посуду из-за меня? — спросила Эллис, удивляясь собственным чувствам.
— Я упрашивал ее даже. Это, на его взгляд, было значительно большей жертвой. Его голова оставалась все так же склоненной, он виновато крутил в руках почти уже опустошенную пивную бутылку. Брису удалось принять достаточно несчастный вид, чтобы Эллис, в свою очередь, почувствовала себя виноватой за те жертвы, на которые он ради нее пошел, и, раскаиваясь, ответила бы ему со всей подобающей случаю признательностью.
Но когда девушка вообще никак не ответила, Брис взглянул на нее. Черты ее лица были как-то по-особому нежны, а знакомый блеск в ее глазах заставил его сердце учащенно биться. Мышцы мужчины непроизвольно напряглись. С тех пор, как у него впервые пробились усы, ему очень хорошо стало знакомо значение такого мерцания женских глаз. Тело его просто покрылось холодным потом. Через мгновение Брис отвел глаза в сторону и внимательно осмотрел таверну, надеясь, что никто не заметил того, что так открыто выражало лицо девушки.
— Энн сказала, что она была против твоей затеи, — Эллис забрала у него пустую бутылку и взглядом спросила, не дать ли ему еще. Когда он покачал головой, она продолжила:
— Она говорила, ты ей удивительно долго объяснял, что она не знает, как… как это опасно — быть беременной и не иметь рядом ни одной женщины. И со мной ей будет спокойнее.
Однако Брису спокойнее не стало. Сейчас Эллис оперлась спиной о дверь в кладовую и так стояла, засунув большие пальцы в карманы джинсов. Эта ее поза была по-особенному привлекательной для Бриса, в ней появлялось что-то вызывающее, чувственное. Особенно его возбуждали ладони Эллис, лежащие у нее в низу живота. Брис подумал о том, как было бы здорово ощутить собственными ладонями упругую податливость девичьего тела, если бы это его руки лежали там. Он беспокойно заерзал на стуле.
А Эллис, не замечая, какое впечатление она на него произвела, продолжала:
— Конечно, я понимаю, что Энн прекрасная женщина, и все такое. Она просто замечательный человек, но я ей сказала, что не смогу остаться. То, что я женщина, не значит, что я мало ем, а есть задаром… Ну, в общем, она согласилась со мной. А потом… — Эллис помолчала, вспоминая этот момент. — Потом мы сидели за столом на кухне, пили чай и разговаривали. Раньше я никогда этого не делала.