Ее беспокоило ощущение, что фамилия Гарленд как-то смутно знакома ей, но, так ничего и не припомнив, Мона забыла об этом человеке. У нее была куча работы и слишком мало времени, чтобы думать о чем-то еще. Фотостудия «Хэмилтон» пользовалась высокой репутацией в мире рекламы модельного бизнеса, но до полного и безоговорочного признания было еще далеко, а меньшее Мону не устраивало.
Ее подгоняли не только амбиции, но и чувство ответственности – ведь она была единственной добытчицей в своей семье. Вот уже восемь лет она вела активный деловой образ жизни, поняв, что на ее мужа Найджела Хэмилтона, мягко говоря, полагаться не стоит. Едва только получив свой первый гонорар за фотоработы и вплоть до того дня, когда Найджел оставил семью, она поддерживала его. После развода он женился на женщине с независимым источником дохода, что позволило ему вести беззаботную жизнь.
В последние дни Мона пребывала в одиночестве, потому что пасхальные каникулы ее дочка Лорна проводила с отцом. Эван, восемнадцатилетний брат Моны, который жил с ней после того, как два года назад скончались их родители, в свободные дни уехал куда-то автостопом. Но за три дня до начала семестра все вернулись.
И брат, и сестра унаследовали от матери черты лица, из-за чего физиономия Эвана казалась на удивление женственной. Он был лингвист от Бога, и, по мнению университетских профессоров, его ждало блестящее будущее. Мона, которая бросила школу, так и не получив законченного среднего образования, восхищалась своим младшим братом. Но восторги распространялись лишь на его академические таланты. В бытовом же плане Мона давала ему сто очков вперед.
Их мать посвятила свою жизнь рабскому служению Эвану, и для того было потрясением остаться без ее опеки, да еще под одной крышей с сестрой, занятой своими проблемами, и с племянницей всего на пять лет моложе его, которая также не собиралась уделять ему излишнего внимания.
Эван был добросердечный, эмоциональный юноша, склонный к идеализму и наделенный природным обаянием. Мона порой думала, что, когда ей удастся отучить его от привычки к излишней материнской опеке, он станет личностью без недостатков. Но порой совместное существование раздражало ее, особенно когда Эван заводил разговор о деньгах.
Отец оставил ему наследство в тридцать тысяч долларов, которым Мона распоряжалась, пока брату, согласно завещанию, не исполнится двадцать один год. Она вложила эти деньги в выгодное дело, а когда Эван подрос, стала выдавать ему содержание из набегавших процентов, порой подкидывая дополнительные суммы на оправданные расходы. Но их представления об «оправданных» тратах решительно расходились, и, удовлетворяй она все просьбы, у братца уже ничего не осталось бы.