— Еще существую я. С сегодняшнего дня бывший боевой командир и большевик Василий Климов в твоих руках. Если ты ошибешься, то все, что я в жизни сделал стоящего, будет зачеркнуто. Раз и навсегда. Тебя мне не простят. Никто. И я сам не прощу. — Климов подошел к Лаврову и обнял его за худые плечи. — Вам будет трудно. Чужой мир, чужой язык и обычаи. Много плохих людей.
Лавров прижался к руке Климова и сказал:
— Сделаем, Василий Васильевич. Можете не сомневаться. В наши с Николаем планы входит долгая жизнь. До самого коммунизма, — он встал, вынул из кармана конверт и протянул Климову. — Наши удостоверения и прочие документы. Комсомольские билеты оставили дома. И это еще. — Лавров положил на стол наган. — Нельзя оставлять. Николай, где твоя пушка?
Панин молча положил на стол наган, высыпал горсть патронов и расставил их аккуратным рядком.
Климов вынул из кармана небольшой новенький маузер и протянул его Лаврову:
— Обращаться умеешь?
Ребята как завороженные смотрели на заграничный пистолет.
— Бери, Лавров. Тебе можно иметь. Это не наган, спрячешь — и порядок. А тебе, Николай, никак нельзя. Тебе по моей версии пистолет иметь невозможно. Ты его и видеть-то никогда не видел.
Панин с завистью смотрел на блестящее оружие, потом решительно взял маузер, положил в карман и сделал шаг назад.
— Отдам. Честное комсомольское, отдам. Как будем выходить из дома, так и отдам.
Климов посмотрел на покрасневшего Панина и подумал: «Эх, играть тебе в солдатики и в казаки-разбойники», а вслух сказал:
— Хватит баловаться, ребята. — Климов встал и одернул пиджак. — Сидите здесь. Пока на улицу не вылезайте. Завтра принесу документы, и начнем ввод Панина. А ты, — он повернулся к Лаврову, — думай, как влезать будешь.
— Я уже кое-что придумал, Василий Васильевич.
— Завтра обсудим. — Климов пошел к двери, на пороге остановился и посмотрел на ребят. Рыжая и черная головы склонились над словарем. Он махнул рукой и вышел на лестницу.
С тех пор прошло больше месяца. Панина ввели в воровскую среду по версии Климова. Лавров вошел сам. Сделал он это так быстро и ловко, что Климов только ахнул, когда на очередной встрече Панин, блестя хитрыми глазами, сказал:
— Михаил прийти не может, бражничает с Серым. Лучшие друзья, водой не разольешь.
Потом началось ожидание. Через несколько дней раздался телефонный звонок.
— Сегодня ночью. Ювелирный магазин на Житной, — сказал Панин и повесил трубку.
Климов назначил на вечер совещание и, когда все собрались, объявил:
— Сейчас идем в засаду. Домой прошу никого не заходить и без моего разрешения никуда не отлучаться, в отделе остается один Зайцев.