– Нет.
– На зависти. Вот и поползли слушки да сплетни. Успокойся.
– Попытаюсь, – Леонидов закурил.
– И запомни, чем трагичнее ты будешь воспринимать эти разговоры, тем чаще они будут возникать.
– Спасибо за совет, постараюсь.
– Вот уж постарайся, брат.
На эстраду поднялся человек в синем плаще до пят с серебряными разводами и высоком колпаке, усыпанном звездами.
– Дорогие коллеги, друзья. К вам пришел в гости театр-варьете «Синее Домино». Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Здорово.
– Салют.
– Привет «Синему Домино».
Разноголосно ответил зал.
– Друзья. Я хочу предложить вашему вниманию прекрасного артиста Вадима Орг. Он один – группа любимых вами певцов.
В зал заглянул Лещинский, осмотрелся и скрылся в дверях.
На эстраду поднялся человек в костюме Пьеро.
Огромные густо подведенные глаза грустно посмотрели в зал.
Он поклонился.
Зал вспыхнул аплодисментами.
– Друзья, – сказал Пьеро, – я много лет дружил с Сашей Вертинским. Мы были с ним на Юге. Но он уехал, а я вернулся домой. Когда мы пели за ширмой, слушатели частенько путали нас. Сейчас я исполню вам романс Александра Вертинского, который вы, наверняка, не слышали – «Дорогая пропажа».
Зал зааплодировал.
Артист подошел к роялю. Пробежал по клавишам, проверил настройку и, прежде чем набрать первый аккорд, повернулся к залу.
– Друзья, первый куплет я спародирую Сашу, а остальное буду петь сам, уж больно мне нравится романс.
Он несколько секунд посидел молча и опустил руки на клавиши.
И внезапно зал кафе наполнил грассирующий голос Вертинского:
Самой сильной любви
Наступает конец.
Бесконечного счастья обрывается пряжа.
Что мне делать с тобой и с собой наконец,
Как тебя возвратить, дорогая пропажа.
Зал затих, истово слушая слова о несложившейся любви.
Баронесса за угловым столиком вытирала глаза платком, ее девицы утихли, замолчали люди в щеголеватой коже.
Блюмкин глубоко вздохнул, Олег посмотрел и увидел совсем другое лицо страшного чекиста, было печально.
А певец продолжал:
Будут годы лететь, как в степи поезда,
Будут длинные дни друг на друга похожи,
Без любви можно тоже пережить иногда,
Если сердце молчит и душа не тревожит.
– А теперь пою я, – объявил певец.
Но когда-нибудь ты совершенно одна,
Будут сумерки в тихом и прибранном доме,
Подойдешь к телефону смертельно бледна
И отыщешь затерянный в памяти номер.
И ответит тебе чей-то голос глухой:
«Он ехал давно, нет и адреса даже».
И тогда ты заплачешь «Единственный мой!
Как тебя возвратить, дорогая пропажа!»
Голос певца был чуть хрипловатый, но удивительно красивый, и последний куплет он спел с необыкновенным чувством.