– А где остальные пастушата?
– «Ведут» солдат по тундре, не давая им сбиться со следа, – усмехнулся Зим. – Каждый из них способен двигаться в два с половиной раза быстрее, чем откормленный колбасой и салом десантник Псковской дивизии. Или откуда они там… Парнишки вообще-то с презрением к ним относятся. По сути, они играют с ними, как молодые волки из Сионийской стаи – с охотником Балдео.
– Думаешь, всё кончится сегодня и здесь?
– Искренне надеюсь, что нет. Всё может кончиться только со смертью, а я не намерен помирать сегодня на этом увале. Не знаю когда – но не сегодня. Солнце уже село, а я не слышал Банши и не встретил Махи Морриган. Сегодня здесь умрут другие. Есть такой принцип в этих местах – «умри ты сегодня, а я – завтра». Впрочем, мне и завтра помирать неохота.
Становилось прохладно. Небо совершенно очистилось от малейших признаков тумана и приобрело цвета остывающей стали: серо-фиолетовое, постепенно переходящее в оранжевую светящуюся полосу над горизонтом. Скальные зубцы, росшие по краям Янраная, вырисовывались на её фоне, словно вырезанные из чёрной бумаги фантастические силуэты. Раздался тихий, но совсем немелодичный звон. Так остывала натянутая на столбы из рельсов полусгнившая колючая проволока.
– Слушай, Зим, а можно глупый вопрос? Почему ты поселился именно здесь, в Орхояне?
– Ну, видишь, Виктор… Всё было примерно, как у всех. С детства родители, учителя твердили, что мне нужно служить стране. Что я по уши в долгах перед ней и перед всем прогрессивным человечеством. Я много работал, и для страны в том числе. Я писал статьи, изучал экономику, получил второе образование… Бился лбом в стены, потом началось… Ну, то, что началось. Девяносто первый год, и всё, что за ним последовало. Я стал политтехнологом, пробивал всяких депутатов и губернаторов. И в какой-то момент понял, что уж кому-кому, а своему государству я не нужен точно. Меня буквально закусило от безумной лжи, которая так и лезла из всех щелей на всех уровнях. Часть этой лжи я тоже насаждал, и, кстати, делал это довольно успешно. Нет, не думай, что я типа ушёл в затвор во искупление за грехи. Я не верю ни во что – и в искупление и грехи тоже. Я же журналист, а любые священные писания диктовал Бог, а записывали журналисты. И со времён пророков журналист знает – как вещи назовёшь, такими они и будут. Я просто оглядел страну, которой я не был нужен, и постарался найти место, где я был бы нужен чуть более, чем в других местах. Вот так возник Орхоян.
В кустах кашлянула кедровка.
– Внимание, – приподнялся Зим. – Помни: ты пьёшь чай. Я сплю. Всё внимание на огонь. Они уже в полукилометре. Всё идёт по плану. Сейчас я уйду, и ты снова услышишь кедровку – значит, я занял позицию. После этого ты ждёшь птицу последний раз и потом, – Зим пододвинул ко мне маленький тундровый чайник, – выливаешь его в огонь и падаешь назад. Если через минуту ты окажешься жив, значит, всё прошло как надо.