До слез растроганная такой заботой, я покорно побрела вслед за хозяйкой на кухню, где уже свистел на плите чайник. Пока заваривался цейлонский чай, я сидела на табуретке и разглядывала обстановку. По сравнению с убранством кирпичного дома, где я только что побывала, здесь было скромно. Зато по-домашнему уютно: красные занавески в белый горошек, салфетки с вышитыми фруктами, явно выполненные своими руками, самодельная же прихватка в виде мыши.
Мне показалось, что во внешности Татьяны произошла какая-то перемена, но что именно изменилось, я никак не могла понять. Прическу она, что ли, новую сделала? И вдруг до меня дошло:
– Ой, а куда же делись твои веснушки? Ведь были на всем лице, на шее, а теперь ничего нет!
– Сошли! – рассмеялась Кравчук. – На самом-то деле у меня совсем мало веснушек, только на носу. Это я специально для «чудовища» намазалась французским кремом для веснушек, они высыпают, словно опята после дождя, а через два дня сами собой сходят на нет. Здорово я придумала, правда?
– Да, внешность меняется кардинально.
Где-то в комнате заплакал ребенок, Танюша побежала на плач и вернулась с маленькой девочкой на руках.
– Твоя дочка?
– Да, Леночка, через две недели нам будет годик, – расплылась в улыбке Татьяна.
Увидев меня, Леночка перестала плакать и заинтересовалась моими длинными сережками. Я наклонилась, чтобы она могла побренчать камешками. К счастью, я успела освободить свое ухо до того момента, когда ей пришла в голову мысль как следует дернуть.
Таня достала веселую кружку с поросенком, налила туда чай, плеснула немного бальзама на травах и придвинула мне. Я принялась пить обжигающую жидкость, а Таня тем временем кормила дочку яблочным пюре из маленькой баночки.
Из коридора послышался звук открываемой двери, на кухню заглянул парень лет двадцати.
– Мам, я пришел! – возвестил он, ставя на свободную табуретку увесистые пакеты. – Здесь все, что ты просила: макароны, масло, томаты… Здравствуйте! – заметил он меня.
Я с изумлением уставилась на Татьяну. Конечно, цвет лица не как у школьницы, и есть небольшие морщинки, но она совершенно не похожа на мать такого великовозрастного сыночка.
– Сколько же тебе лет? – вырвалось у меня, когда парень ушел.
– Сорок один, – ответила Таня.
– А я думала – тридцать, – протянула я.
– Просто маленькая собачка до старости щенок, – улыбнулась она. – А если ты насчет Славки, – Таня кивнула в сторону комнаты, – то я ему не мать, а мачеха. Но моей старшей дочери шестнадцать, она сейчас в Лондоне, учится в частной школе.
– Да, кстати, – вспомнила я, – я только что была на улице Врубеля…