Обстановочка на берегу спокойному общению не благоприятствует: тела погибших, багровые пятна на темных камнях, пахнет кровью и дерьмом из распоротых животов. Впрочем, живые на этот мрачноватый антураж особого внимания не обращают, идет деловая суета – одну из захваченных лодей зачем-то выволакивают на берег, используя тонкие, но очень прочные канаты, часть бородатых варваров собирают сухое дерево, принесенное на косу рекой, другие аккуратно перетаскивают трупы в одно место и укладывают рядком. Видно, что к мертвым относятся с уважением – не обыскивают, оружие не забирают, а оставляют рядом с телом. Готовятся к погребальному ритуалу или что у них заменяет похороны?
Здоровяк в кольчуге оглядывал Славика с видимым недоумением – эмоции отражались на его лице, как в зеркале. Осторожно вытянул руку, пощупал ворот насквозь промокшего камуфляжа и бундесверовский обвес, в клапанах которого лежало множество полезных вещиц, начиная от спичек и заканчивая жевательной резинкой. Присел на корточки – рассмотреть ботинки, присвистнул озадаченно. Сам он носил кожаные чуни и холщовые обмотки до колена, поверх узких темно-коричневых штанов из грубоватой шерсти.
Вытянул руку, требуя предъявить «Сайгу» – карабин незамедлительно отдали, сопроводив кратким комментарием, смысл которого угадывался по интонации: не знаю я, что это за дрянь, и знать не хочу!
– Нет-нет-нет, не трогай! – заорал Славик, увидев, как предводитель корабельщиков касается предохранителя. Вспомнилось нужное слово: – Верья, нельзя!
Свеловолосый поднял взгляд, помолчал и, наконец, спросил:
– Хвар верья?
– Ист… Да что ты будешь делать, а? Как тебе объяснить? Ист… опасно! Тьфу ты! Ней трюгг!
Главный задумался, смотрел на Славика недобро, исподлобья.
– Хверр фюльки эр ту?
Что такое «фюльки»? Верно, племя, род, семья – это слово Алёна записала в словарик одним из первых, пояснив, что у Трюггви для начала надо узнавать не имя (имя он может и не открыть чужому человеку, опасно!), а принадлежность к определенному роду!
– Эк… – Славик решил пойти ва-банк. – Эк эм данир.
Окружившие вождя бородачи ошарашенно переглянулись. Двое потянулись к рукоятям клинков. Главный остановил их жестом.
– Данир? – вопрос звучал угрожающе.
Последовала длинная тирада, причем ее смысл тоже был доступен и без перевода. Какой ты, к чертям собачьим, данир, урод? Вот Торстейн, Кетиль, Гримур и Снорри – самые настоящие, природные даниры, что ты мне втираешь? Ты на себя посмотри!
Славик похолодел: такой реакции на казавшуюся спасительной невинную ложь он никак не ожидал. Предводитель северян говорил спокойно, но с таким неимоверным презрением и такой брезгливостью, что сделали бы честь любому драматическому актеру. Его дружки нехорошо ухмылялись, понимали, что для одетого в зеленую ящеричью шкуру незнакомца дело кончится скверно – в лучшем случае просто убьют, в худшем – убивать будут медленно.