– Допустим, он не придет, – мессир Гисборн пристроился по соседству со Склиреной, обняв девицу за узкие плечи. – Что тогда?
– Тогда я придумаю что-нибудь еще, – тяжело вздохнув, пообещала Зоэ.
Судя по медленно оплывавшим свечам, минуло больше двух часов. Визитеры из города не торопились, но бытие незваных обитателей капеллы немного улучшилось. Беглецам принесли ужин и наделили парочкой траченных молью и мышами овечьих шкур.
При виде огромной деревянной миски, где исходило паром некое варево, Зоэ оживленно потерла ладони и пакостно захихикала:
– От всей души уповаю, что святым братьям не пришел в голову быстрый и надежный способ избавиться от незваных гостей…
Гай, только что выхвативший сложенными в щепоть пальцами горстку разваренного проса с крохотными мясными обрезками, уронил добычу обратно в миску:
– Это что, шутка?
– Нет, это Византия, – безмятежно ответствовала патрикия Склирена, сноровисто набирая полную горсть варева. – Извини, не до приличий. Если нам поднесли отравы, ты узнаешь об этом по моей перекошенной от удовольствия физиономии, – девица ловко отправила дымящуюся кашу в рот. Мессиру Гисборну оставалось только последовать ее примеру, утешая себя тем, что монахам, даже византийским, не подобает быть настолько коварными.
После расправы над содержимым миски сэр Гай совершил вылазку к дверям часовни, осторожно выглянув в холодную ветреную ночь и убедившись, что снаружи все спокойно. Зоэ оттащила шкуры в левый предел, устроив некое подобие постели в уголке за легкой деревянной загородкой. Забралась туда и свернулась калачиком, потребовав растолкать ее через пару часов, если никто не появится, и немедленно – если кто-нибудь пожалует.
Ноттингамец остался бодрствовать. С помощью кинжала и пары крепких саксонских выражений Гай наконец одолел упрямую бечевку, освободив свой клинок из плена ножен. В стены капеллы колотился сильный северо-восточный ветер, заставляя мелко дрожать толстые витражные стекла, алые с синим. Мерцали, покачиваясь на тонких цепочках, разноцветные лампадки перед иконами.
Одинокое бдение в полутемной стылой церкви невольно напомнило Гаю давний ритуал посвящения в рыцарское достоинство. Ему недавно сравнялось пятнадцать, пять последних лет он провел в качестве пажа в маноре соседей, Фитц-Алейнов, и родственники сошлись во мнении – мальчику пора становиться юношей. Долгая ночь в молитвах и размышлениях над своим будущим оружием, выщербленные каменные плиты часовенки, уцелевшей с времен, когда Британией правили саксы. За распахнутыми окнами благоухало лето, цвел боярышник, и подросток из рода Гисборнов, стоя на коленях, смиренно ожидал чуда.