— Пожалуйста, но возвращайтесь скорее!
Как только я вышел из номера, у меня закружилась голова: должно быть, процентные соотношения давления и влажности в коридоре были другими. Это не было похоже на ослепление, я медленно пробирался по стеночке, будто только что сошел с карусели в лунапарке, по коже у меня побежали мурашки, и тут меня чуть не стошнило. Идя к лифту, я почувствовал, что все мое возбуждение как бы сконцентрировалось у меня в затылке, вокруг меня пахло чем-то кислым, и этот запах уже пропитал всю мою одежду. Спустившись в холл, я сразу бросился к туалету, зажимая рот ладонью. Меня уже начало тошнить, до того как я успел влететь в кабинку. Я чувствовал, как желчь забурлила у меня в желудке, поднялась по пищеводу и уже текла меж пальцев. Меня стошнило, однако легче не стало. Желудок, горло, затылок, виски — все во мне пробирало дрожью, которую я никак не мог унять и даже не понимал, откуда это, один только пенис был твердым. Я стал тискать его. Мне даже не надо было концентрироваться на словах Кей-ко Катаоки, ее манере говорить или представлять себе ее тело, достаточно было вспомнить атмосферу той комнаты в присутствии этой женщины, чтобы кончить. Оргазм затянулся настолько, что сперма, вытекшая мне на руки, уже начала засыхать, когда я пришел в себя.
Удовлетворив себя, я почувствовал, что в голове у меня пусто и что я потихоньку начинаю успокаиваться. «Беги, скорее», — крикнуло что-то внутри меня. Это был голос, который я никогда еще не слышал. «Все говорит об опасности. ТЫ никогда еще не подвергался такой опасности, и источник этой опасности сидит в тебе самом, — вопил голос. — Ты не готов кинуться в эти черные воды, с которыми тебе не справиться. И ты это знаешь. Тебе надо проанализировать все новые данные. Неиспользованная информация — это не информация, напротив, это иллюзия. Тебе нужно бежать, сейчас же. Никто за тобой не погонится…» Кейко Катаока будто околдовала меня. Впервые я перечувствовал столько необычного и находился в таком состоянии. Я уже больше не знал, кто я. Слово «личность» внезапно всплыло в моем сознании. Именно личность, а не характер, другими словами, то, что являлось основой меня, представляло собой некую эссенцию, сущность меня как человека. Я существовал, мог двигаться, был финансово независимым, я являлся служащим конторы, у меня была семья, мое тело, внешние данные, ощутимые, очевидные для всех остальных, кто воспринимал меня как такового, — и все это превращало меня в глазах окружающего мира в человеческую единицу, по крайней мере в социальном смысле. И так как личность моя разлетелась на кусочки, я остался совершенно голым. Все эти мысли разом одолели меня, все сигналы были красными, и я чувствовал, что нет большей опасности, чем подобное разложение себя самого, этот подрыв личности, я знал, что не перенесу его. Состояние это не имело ничего общего с помутнением рассудка или упадком сил, поскольку не существует таких физических или умственных расстройств, которые предоставляли бы тебе возможность от них избавиться. Мне во что бы то ни стало следовало сохранять связь с внешним миром, у меня еще были силы желать этого.