– Равно как и я, дорогой. Сколько женщин моего возраста могут похвастаться, что располагают любовью такого молодого…
– Это запрещенная тема, – оборвал он ее. Венеция рассмеялась и поцеловала его. Взглянув на себя в зеркало, она увидела сияющее лицо молодой девушки, и уже не сомневалась в правильности выбранного решения.
Майк взял фотографию Джефри в кожаной рамке, стоявшую на письменном столе.
– Твой муж был чертовски симпатичным парнем.
– Он был одним из самых милых людей, когда-либо живших.
Майк поставил фотографию на место и повернулся к ней.
– Надо думать, у него были мозги. Я не очень-то умен, Венеция. Я не наскучу тебе?
– Наскучить мне? – переспросила она и насмешливо засмеялась. В обществе Майка она никогда не скучала. Он всегда был таким веселым, разговорчивым и энергичным. И потом он уверял, что ему нравится ее игра и он никогда не позволит ей бросить пианино или пение, а сам постарается побольше читать, чтобы доставить ей удовольствие.
– Тебе придется заняться образованием мальчика, – со смехом как-то заявил он.
Поздно вечером они отправились в ресторан отпраздновать обручение, но предварительно Венеция снова напомнила ему о том, чтобы он держал язык за зубами, пока она не получит ответ от дочери.
Тем же вечером Венеция написала письмо дочери.
Спустя два дня она вызвала Майка и дала ему прочитать ответ. «Ты знаешь, что Джоунни Джонстоун моя лучшая подруга, и я спросила ее, как бы она поступила на моем месте, и она ответила точно так, как я думаю. Знай же, мамочка, если ты очень-очень любишь мистера Прайса, и вы будете совершенно счастливы, ты, конечно, должна выходить за него. Наверное, я буду немножко ревновать, но я постараюсь не делать этого, потому что очень люблю тебя, мою красивую маму, и не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой, когда я в школе. Поэтому, пожалуйста, выходи замуж. Вот будет здорово иметь такого красивого отчима. Пришли мне его фотографию, и я покажу ее девочкам…»
Майк внимательно прочитал этот отрывок, а дальше пробежал письмо глазами – довольно патетичные излияния открытого молодого сердца обожаемой матери, которая всегда подскажет, как быть. Его немного тронул пассаж, касающийся его красивой наружности и принятия Мейбл его в целом.
– Просто здорово, дорогая… я страшно рад, что она так отнеслась к этому, – сказал он, отдавая Венеции письмо и глядя в сторону, поскольку заметил слезы в ее темных миндалевидных глазах, которые иногда странным образом неудержимо влекли его, а порой смущали. По его мнению Венеция временами отличалась сентиментальностью, и с этим ее ярко выраженным «материнским комплексом» придется смириться.