– Паскаль, конечно, мужественная женщина, но скоро ей надоест этот Пейроль, там работы непочатый край! – без конца повторяла Марианна, но Самюэль никак на ее комментарий не реагировал. Зачем? Все, что касалось Паскаль, приводило Марианну в неистовство, и у нее, в конце концов, имелись на то основания. Да, Паскаль была ее соперницей, да, Самюэль все время думал о ней, а с той ночи, когда она позвала его к себе на помощь, он думал о ней еще больше.
Он потянулся и встал с постели. На сегодня, кроме встречи Рождества в Пейроле, он ничего не планировал. Однако в любой момент его могли вызвать в клинику. Только бы ничего не произошло.
Перспектива празднования Рождества без Марианны скорее утешала его, нежели расстраивала. Она не звонила ему, он тоже не звонил, поскольку ему нечего было сказать ей. То, что она так негативно восприняла его ночной отъезд в Пейроль, конечно, огорчало его, но он не хотел лгать, чтобы утешить ее. На ее месте он повел бы себя точно так же, испытывая то же чувство ревности.
Где же она будет встречать Рождество? С родителями? Ему не хотелось представлять ее в одиночестве, со слезами на глазах. Эта мысль была для него невыносима. Марианна заслуживала счастья с мужчиной, который по-настоящему любил бы ее, а он был на это неспособен, образ Паскаль по-прежнему преследовал его. Почему он не может смириться с тем, что потерял ее? Снова завоевать ее было так же невозможно, как и забыть, и он чувствовал, что зашел в тупик.
Стоя наверху лестницы, Самюэль критически оглядел свою гостиную. Разве правильно было объединять кухню с гостиной? Он поежился и плотнее запахнул теплый халат. Оконные витражи были покрыты инеем, небо затянули тяжелые серые тучи, предвещавшие снегопад, и полное безветрие. Затишье перед бурей?
Он спустился и поставил чайник на огонь. Затем поискал дистанционное управление и включил свою любимую музыкальную радиостанцию, передающую классическую музыку. Когда в комнате раздались первые аккорды симфонии, прозвенел дверной звонок.
– Черт…
Он пошел открывать дверь, зная, что это Марианна. Выглядела она продрогшей, хотя была одета в длинную стеганую куртку с капюшоном.
– Я могу войти?
Ее голос и улыбка были такими неуверенными, что он почувствовал неловкость.
– Конечно. Заходи, погрейся, я как раз готовлю чай. Она вошла, сняла куртку и провела рукой по белокурым кудрям, приводя их в порядок.
– Я взяла сегодня отгул, – сказала она, словно объясняя этим свой приход.
Он поставил на столик две чашки и, пока чай настаивался, приготовил тосты.
– Я думала, ты мне позвонишь, – сказала она с некоторым вызовом.