Паскаль отвернулась, чтобы не видеть его. Она всегда обожала своего отца, восхищалась им, во всем равнялась на него, а сейчас ей казалось, что вся ее система ценностей рушится. Кем теперь ей было гордиться? Она вздрогнула, посмотрела наверх и увидела черные тучи, сгущавшиеся над Пейролем. Приближалась гроза; поднялся ветер, цветы на клумбах взволнованно закачались.
– Продолжай, – сказала она глухим голосом.
– Мне больше нечего добавить. Через несколько месяцев твоя мать сдалась. Юлия нуждалась в специальном уходе, и лечебный центр для детей, больных синдромом Дауна, был единственным выходом.
– Чепуха! Даже в то время вы могли бы справиться с этим или же найти другой выход, а не бросать этого ребенка.
– Я хотел именно этого, Паскаль. Это я и пытаюсь тебе объяснить: я, именно я хотел этого, я настаивал на этом.
Она подошла к нему и стала перед ним на колени.
– Ты не мог так поступить… Ты все это выдумал, чтобы защитить маму? Ты думаешь, что я осуждаю и презираю ее?
– Ты способна на это, и это причинило бы мне большие страдания, потому что я знаю, что твоя мать не виновата. Единственной ее ошибкой было то, что она доверилась мне, послушала меня. Она была так молода, ей было некуда идти, ей так нужно было на что-то надеяться! Помимо того что я добился ее развода, я вел все другие ее дела. Это я дал ей ручку, чтобы она подписала документы об отказе от материнских прав, я был рядом с ней в тот день, когда она прощалась с Юлией, потому что хотел быть уверенным в том, что она не струсит. Она прощалась с ней навсегда и больше никогда не видела ее.
– Папа, прошу тебя… – прошептала Паскаль.
Но ее мольбы ни к чему не привели, Анри продолжал настаивать на своем.
– Да, я сделал это. Это я виноват, – твердил он в изнеможении. – После этого я распустил слух, будто девочка умерла. Это было единственное средство заставить людей замолчать и не задавать вопросов. По крайней мере, никто больше не разговаривал с твоей матерью об этом ребенке.
Он трижды неловко пытался подняться с земли, и наконец ему это удалось. Его пальто было помято и немного испачкано. Он наклонился к Паскаль, которая, опустив голову, сжалась, словно от невыносимой боли, и он не стал прикасаться к ней.
– Скоро пойдет дождь, пойдем в дом, – тихо сказал он.
– Нет, ни за что! – вспыхнула она. – Я буду сидеть здесь, пока не услышу все остальное. Ведь у этой истории было продолжение, разве не так? Вы ведь продолжали жить с этим грузом на совести, я не верю, что вам спокойно спалось. Особенно тебе! И если то, что ты заставил маму сделать, называется любовью, то я надеюсь, что никого не любила в своей жизни, потому что меня тошнит от этого!