– Она уехала в Тулузу, чтобы провести там вечер с очаровательным молодым человеком.
– Жаль…
– Кого? Тебя? Ты находишься за семьсот километров от Авроры, так что забудь о ней. Лучше скажи мне, о чем вы с отцом недоговаривали, когда я хотела купить Пейроль. Надеюсь, что сейчас, когда я уже сделала это, тема перестала быть запретной?
– Она никогда и не была запретной, – запротестовал Адриан.
Паскаль услышала, как он шумно выдохнул сигаретный дым, будто подчеркивая свое неодобрение. Немного помолчав, он произнес:
– Кстати, это было не очень-то умно с твоей стороны поехать туда сразу после похорон матери. Этот дом не приносит счастья.
– Папа тоже так считает, однако, если мне не изменяет память, мы здесь были очень счастливы.
– Тебе, возможно, было там хорошо, но не ему. Этот пожар, в котором заживо сгорела моя… мать, был для него страшным воспоминанием. Он уничтожил все остатки той мастерской, но не забыл об этом.
На этом месте всю осень пестрел сиреневыми цветами гибискус, и Паскаль неприятно вздрогнула, вспомнив о нем.
– Он мог бы продать эти владения, если воспоминания были так невыносимы для него.
– Кому продать? Люди сразу же прозвали Пейроль плохим местом, и его никто бы не купил! Я был еще мал, и пускаться в такую авантюру с маленьким ребенком на руках…
– Хорошо, принимается, но потом, насколько я знаю, больше никаких драм не происходило.
Снова последовало молчание, еще один вздох, затем Адриан заговорил:
– Послушай, блошка, я думаю, что папа заботился о маме. Он воспользовался предлогом, что мне надо учиться на медицинском факультете в Париже, а на самом деле переехал из-за того, что у мамы стало ухудшаться здоровье.
– Разве? Она тогда еще не была больна.
– Да, она была здорова, но она испытывала чувство подавленности, мало разговаривала, у нее совсем не было аппетита. Жизнь в Пейроле угнетала ее.
Паскаль так сильно захотелось рассказать Адриану о найденном свидетельстве о браке, что ей пришлось укусить себя за губу. Ее отец и брат всегда были заодно, и Адриан, должно быть, был в курсе тех дел, в которые не посвящали ее – маленькую тогда девочку.
– Я жалею о том, что не расспросила маму в свое время о ее жизни, потому что вообще ничего о ней не знаю. А ты?
– Не знаешь о чем? – удивился он.
– Не знаю ничего ни о ее юности, ни о семье, в которой она росла…
– Она решительно порвала с ними.
– Почему?
– В конце концов, зачем тебе все это?
Голос Адриана внезапно стал недовольным, ему, должно быть, надоел этот разговор. Паскаль вспомнила о том, что он, вероятно, был не один.
– Если хочешь, – предложила она, – я тебе перезвоню завтра.