– Восемнадцать лет! Долго же ты выжидал, мой дорогой рыцарь чести!
Жесткая ирония в ее голосе резанула по его натянутым нервам. Не так представлял он себе их встречу после столь долгой разлуки. Он глядел на молодую женщину, лежащую так тихо, что он заподозрил, не придумывает ли она какой-нибудь каверзы. Она, наверное, ищет способ подозвать стражника к двери. Продолжая держать ее руки заломленными за голову, он передвинулся на постели и вытянулся во весь рост на ней: бедро к бедру, грудь к груди, так что вся она, нежная, округлая и бесконечно желанная, вся оказалась под ним.
Я мечтал о твоих губах каждый день все эти восемнадцать лет, – проговорил он, бесконечно нежно целуя ее. На этот раз она не сопротивлялась и не билась. Она лежала отрешенная и тихая, позволяя его нетерпеливым губам ласкать ее рот.
– Джоанна, – шептал он. – Любовь моя, бесценная.
– Я тебя ненавижу, – твердила она. – Не пытайся обладать мною. Хочу ненавидеть тебя, как раньше. Это дает мне силу.
Он не внимал ее просьбам и обидным словам. Он целовал Джоанну до тех пор, пока она не начала отвечать, а он не осмелился отпустить ее запястья, и тогда ее руки скользнули ему за спину и обняли теснее и крепче. Он продолжал целовать, пока ее губы не раскрылись в жаркой истоме…
– Ты поцеловал меня так же в саду трав, и я думала, что мое сердце остановится от неизведанного ранее блаженства.
– Джоанна, – шептал он, с трудом отрываясь от нее и садясь на постели. – Я с радостью провел бы здесь ночь, предаваясь любви с тобой, но я пришел не за этим.
– Тогда почему ты здесь? – спросила она с прежней холодностью.
– Мне надо многое тебе рассказать и многое у тебя спросить. Будешь слушать?
– Буду, но только потому, что ты сказал, что у меня появится возможность получить свободу. – Она поднялась с постели и оправила юбки. Бросив на него странный, немного удивленный взгляд, она улыбнулась уголком рта. – Хорошенько подумай, Элан. Ты вправду хочешь освободить меня? Я уже не та невинная кроткая девочка, которую ты знал когда-то. То, что я перенесла, изменило меня, сделало суровой и непримиримой, не слишком доверчивой к людям.
– Я заметил перемену, – грустно промолвил Элан, потирая шишки на затылке и глядя на валяющийся из-под вина кувшин.
– Ты тоже изменился. – Она не сводила с него глаз. – Отрастил бороду, и на висках седина, и плечи у тебя стали такими широкими, что непонятно, как ты пролез в окно.
– Это было нелегко, – признался он.
– Обратно будешь выбираться тем же путем? – В ее глазах мелькнула тень улыбки.
– Если доживу. – Элан пытался шутить.