— Вы баб с такими жопами сделали в тридэ, что у нас ваш черновичок на службе крутят!.. Не только в охране, но и директора. Только двумя руками приходится, а в этих случаях нужно, чтоб одна оставалась свободной… Такая одухотворенность мне по душе, ха-ха!..
Гулько пробормотал скромно:
— Да, иногда получается реалистично…
— Да хрен с нею, — сказал Корневицкий и поморщился, — с реалистичностью! Я видел персов, что сделали в Близзарде. Еще и гордятся трехминутным роликом, где их компьютерного персонажа не отличишь от реального… дурачье! Реальные мне и в реале осточертели. А вы сделали просто чудо каких парней, а главное, бабс!.. У вас есть чутье, ребята!.. Или вы, несмотря на свою высокость и одухотворенность, все-таки нормальные, с живыми мужскими запросами. То есть делайте то, во что захочу играть я… а если захочу я, то захотят и другие, это точно.
После его ухода кабинет показался втрое шире. Гулько смотрел на меня с вопросом в глубоко посаженных, как у прирожденного боксера, глазах, а Тимур выскользнул за дверь и торопливо созывал народ.
Наконец Гулько сказал убито:
— И что? Докатились?.. Вот уж не думал, что будем решать: работать или нет на бывшего бандита!
Я хмуро промолчал. Тимур вернулся, за ним в кабинет ввалилось с десяток ведущих сотрудников. Похоже, он уже успел ввести их в курс дела, и хотя я не ожидал, что обрадуются, у нас в самом деле народ насквозь одухотворенный, но слишком уж все выглядят пришибленными, молчат, смотрят с осуждением, будто я ввалился вдрабадан пьяный к ним в троллейбус и облевал их всех.
Гулько кряхтел, морщился, ерзал, словно под ним одни занозы, а когда заговорил, обычно громоподобный голос звучал подобно журчащему ручейку:
— Может быть, продолжать клепать аддоны не так уж и хреново? Другие же клепают и — счастливы! Бабки идут… Ну да, кто спорит, у нас амбиция, мы же все хотим мир перевернуть… но таких переворачивателей полно. Большинство всю жизнь только слюни расходуют, когда страницы в старых блокнотах переворачивают.
Тимур сказал глухо:
— Тарас прав. Вы как хотите, а я порнуху делать не стану. Я Кафку читаю, я Сэлинджера в оригинале… Нет, это не по мне.
Роман усмехнулся невесело:
— Да ладно тебе… Никто не узнает…
Тимур окрысился:
— При чем тут узнает — не узнает? Я-то знаю? Как в зеркало смотреть? Оно у меня и так заплеванное.
Тимур спросил раздраженно:
— Во что превратимся, если примем предложение этого дяди?
Василий Петрович покряхтел, поерзал, наконец сказал негромко:
— Ребята, не забывайте о его деньгах. Сейчас мир только на деньгах и держится.