Наверное, и в этот день она ходила фотографировать.
И вот Карина Богратовна выглядит беспомощно.
— Это похоже на начало фашизма, — говорит она. — Это натуральное начало фашизма.
Глядя на ее отражение в стекле книжного шкафа, Митя почему-то уверен, что бабушка вспоминает сейчас того немца в госпитале, которого она выходила, порою экономя лекарства на наших раненых. Регулярно в течение месяца немец, пряча глаза, бормотал лишь свое испуганное «данке» после каждой перевязки и, даже переворачиваясь с боку на бок, старался не скрипнуть пружинами — и вот, услышав рев «мессеров», он вскочил на койке и дико, будто его только что ранили, кричал и хохотал, и тыкал забинтованной рукой в потолок. И не бомбежки, не пресная похлебка из картофельных очисток, не бессонные по три кряду ночи — вот этот раненый немец остался ее самой жестокой обидой за всю войну. «Русские оккупанты, убирайтесь в Россию! — про себя повторяет Митя, глядя на бабушкино отражение в темном стекле шкафа. — Убирайтесь в Россию!»
Ну вот, он в России. Почему же дом — все-таки там, в Тбилиси? Так не должно быть, так не может быть!
— Зви-ад! Зви-ад!
В каждом углу было что-нибудь, связанное с этим мальчишкой. На полу расстелена газета. (Скорее всего, в качестве подстилки, чтобы ребенку не пришлось сидеть на полу.) Яблоки в вазочке. (Светлана Ивановна, страдая язвой желудка, не ела ничего сырого.) Закладка, торчащая из книги сказок. Пожарная машина с отломанной лестницей. Наверное, отложила к его приходу. Попросит, чтобы починил. Мальчишка наследил повсюду. Под столом валялись солдатики. То и дело попадали под ногу.
Ему — тридцать лет назад — ни за что не позволила бы бросить солдатиков под столом.
Его зовут Сашка. Ему три года. Он ребенок запойных родителей. Митя ни разу его не видел, но слышал о нем часто. Мать только о нем и говорит. То есть говорит о разном, но только о нем — с увлечением. Сашка начал выговаривать «эр», Сашка обжегся поднятой с пола сигаретой. (Свиньи, бросают где попало, я им такой скандал устроила!) Ее мания, «Русское лото», и та теперь связана с Сашкой. У него сильное косоглазие. (Сделать бы мальчику операцию на глазах, а то что же он так ходит.)
Дымящаяся турка медленно вплыла в комнату. Митя на всякий случай подобрал ноги. Солдатики под столом хрустнули. Транспортировка кофе всегда была для нее рискованной операцией. Светлана Ивановна хватала турку обеими руками и шла, вытянув ее перед собой. Будто держала за хвост могучего варана. И смотрела на нее неотрывно, драматически изломав бровь.