И сделав величественный жест рукою, она отошла от Лиды с видом разгневанной королевы.
— Бедненькая Воронская! Горе твое непосильно… Ты изойдешь слезами, бедняжка!.. Еще бы… Быть изгнанной из членов «Таинственной лиги!» О, это ужасно! Бедная! бедная!.. Позволь мне, ввиду твоего горя, приготовить тебе полдюжины платков для утирания слез, — и, едва договорив, шалунья Эльская повалилась с хохотом на постель и оглушительно застучала ногами о железную сетку кровати.
— Эльская, я вас презираю! — тоном, не допускающим возражений, произнесла разгневанная Елецкая, не удостоив Вольку ни единым взглядом.
— Медамочки, разойдитесь!.. Атилла идет!.. — выкрикнула Рант, пулей влетая в спальню.
Почти одновременно с нею дверь из смежной с дортуаром комнаты приоткрылась, и толстенькая m-lle Эллис, неизвестно почему прозванная именем предводителя гуннов, вошла в спальню выпускных.
— Couchez-vous, mesdames! Couchez-vous. Il'est deja onze heures…[3] Эльская, что у вас за манера валяться с ногами на постели!
— К сожалению, я не могу отрезать свои ноги и спрятать их в карман, — ответила Сима, делая страшную гримасу.
— Не острите! Это неумно! Вы, кажется, никогда не поймете доброго к вам отношения! — вспыхнула m-lle Эллис. — И потом я должна всем вам сказать, что такой крик, такая суматоха недопустимы в стенах воспитательного заведения для благородных девиц. Что сделалось с вами сегодня, когда вы вышли из столовой! Всех маленьких перепугали… В другой раз я буду записывать зачинщиц… И что вас могло так испугать?.. Je ne comprends pas![4]
— Даурская, m-lle, видела вампира… — пискнула Юля Пантарова, прозванная подругами за свой маленький рост «Малявкой».
— Даурской всегда что-нибудь видится неприличное, — произнесла добродушно m-lle Эллис и, погрозив пальцем Додошке, захлопала в ладоши.
— Разве вампир это что-нибудь неприличное? — наивно спросила Пантарова.
— В постели, mesdames, в постели! II est temps de dormer,[5] — произнесла в ответ классная дама.
Дежурившая в этот день по классу старшая Пантарова, Катя, не уступающая в шалостях своей младшей сестре, выдвинула табурет на середину спальни и протянула руку к висевшему над ее головой газовому рожку, прикрутила в нем свет. Дортуар погрузился в полумрак.
Лида Воронская зябко куталась в нанковое одеяло, свернувшись калачиком на своем матрасе.
M-lle Эллис прошла по притихшему дортуару, громко пожелала спокойного сна воспитанницам и исчезла за дверью своей комнаты.
Лида Воронская лежала напротив окна, выходившего на двор института. Луч месяца и легкий сумрак весенней ночи, слабо прорезываясь сквозь синюю штору, делали таинственными белые постели с притихшими в них сорока юными воспитанницами. С одной стороны Лиды уже умудрилась сладко уснуть Додошка, с другой — черкешенка, приподнявшись на локте, мечтательно вглядывалась в мигающий огонек лампады. В противоположном углу дортуара вполголоса, исступленно Рант и Малявка.