– Я так не говорил, – тихо возразил он, и его большие пальцы бережно двигались по ее напруженным рукам. – Вашего сына вы не потеряли. Это подразумевает небрежность, а вы ведь, сами знаете, не такая…
– Чистая небрежность вообще забеременеть, – ответила Клодия, и, пока решительно уклонялась от его утешения, стараясь не смотреть на него, слезы наконец хлынули. Два года, подумалось ей – и ее передернуло, – не позволяла она себе плакать при посторонних. А тогда – тоже при нем…
– В самом деле? А кто принимал противозачаточные меры – он или вы?
Заплаканное лицо Клодии залила краска. Он думал, будто спрашивает о сыне, о том, не Марк ли был неосторожен. Ах, разве она мало его помучила и так?
– Я. И я не была неосторожна. Ни разу. Как-то уж так вышло. – Ирония этих слов ударила ее наотмашь, когда она поняла, что именно этими словами врач пытался утешить ее после смерти ребенка. – Я не хотела забеременеть. Даже ребенка не хотела, – с силой произнесла она. Ну, вот! Может быть, хотя бы это остановит его, не даст больше терзать ее состраданием…
– В таком случае это не была неосторожность. Это было чудо. Чудо зачатия. Ребенка вы, может быть, и не хотели, Клодия, но ведь хотели вашего ребенка, не так ли?
Ей показалось, будто влага у нее на руках – от слез, но оказалось – от его губ. Она уставилась на его темную голову, склоненную над ее коленями, и следила, потрясенная, как он отодвинул ей руки и поцеловал плавный изгиб ее живота как раз под тонким белым ремнем, отделявшим узкую желтую юбку от пуговиц ее платья.
– Не надо… Она чувствовала огонь его губ, прожигающий тонкую ткань, и руки ее, защищаясь, вцепились ему в руки. Он поднял голову и погладил переплетенными пальцами там, где только что поцеловал.
– Вы были тяжело больны в течение всей беременности, об этом-то Марк мне сообщил, и роды ваши прошли ужасающе. А доктор не говорил, что подобные осложнения могут возникнуть у вас и при будущих беременностях? Ничто не повреждено на всю жизнь?
– Я… нет. Он сказал, что… что и до беременности я находилась в стрессовом состоянии, а что в остальном я… я вполне нормальна… и что мне вполне можно завести ребенка, если захочу… – Она была не в силах сосредоточиться на своих словах, пока он смотрел на нее с такой странной торжественностью, проводя костяшками пальцев по ее платью и чувственно опустив веки, когда она запнулась от слов, показавшихся ей неприличными.
– А хотите? Или вас пугают дурные воспоминания… боитесь риска новой беременности?
Почему он произнес «риска» с легким презрением, как будто ожидая, что при одном упоминании такой возможности она съежится? Или считает ее такой уж неврастеничкой? Она замешкалась, учуяв какую-то ловушку, но не различая, где именно.