Потрясенная тем, что подобная подлость могла даже прийти ей в голову, Клодия покарала свою безнадежно запятнанную честь, тщетно мечтая о невозможном.
– Да, конечно, уйти со службы и поселиться вместе с тобой, пока ребенок не родится, – бесстыдно заявила она. – Ты ведь обещал мне любую поддержку, какая только потребуется, а поскольку бремя вынашивания твоего ребенка ляжет целиком на меня, будет только справедливо, если бремя финансовое ты возьмешь на себя. Так оно и практичнее.
Насмешка не удалась. Морган не побледнел, услышав о перспективе ее вторжения в его личную жизнь, и это ее не удивило.
– Согласен.
– Согласен? – На какой-то миг его лаконичный ответ сбил ее с толку. А затем ударил наотмашь. – Ты согласен?
– По-моему, это превосходная идея. Его тихая, размеренная речь не вязалась с ее растерянным писком. Он откинулся на спинку стула, рубашка распахнулась на сильной, мускулистой груди, что помешало Клодии толком сосредоточиться.
Вчера ночью – и сегодня утром – эти мускулы яростно вздымались под гладкой кожей, когда он ласкал ее, а его мощный торс то сжимался, то расслаблялся с каждым стремительным рывком, и плоть, умащенная его разгоряченным потом, была твердой и скользкой под ее вопрошающими касаниями. В передышках мускулы расслаблялись, и с каждым ровным подъемом и опусканием груди Клодия вспоминала вибрацию воздуха в его легких, когда его стискивала напряженная страсть и ласкающие слова любви переходили в невольный утробный рык неудержимого наслаждения, пока он приближался к вершине, инстинктивно отдаляя решающий миг, дабы она могла к нему присоединиться. Когда же он достиг вершины, раздался грубый, резкий крик, сопровождающий его яростные конвульсии: ее имя… неизменно ее имя, признание размеров и границ ее власти над Морганом. В постели не было ни будущего, ни прошлого… не было боязни мучений, неудач, измены…
– А зачем ждать беременности? – продолжал он, пока она стояла и тупо смотрела на него, охваченная предательским вихрем мыслей. – Почему бы не переселиться сейчас?
– Переселиться? – , пронзительно, словно попугай, подхватила она, выходя из состояния забытья. – К тебе? То есть… жить с тобой?
Она говорила до того недоверчиво, что его небритая челюсть задвигалась, а губы вытянулись в недвусмысленную тонкую линию, пока он со своей безупречной логикой отчеканивал:
– А что ж! По-моему, это даже практичнее твоей идеи. Решится проблема не только… э-э-э… твоего незамедлительного обслуживания в критические моменты цикла, но и даст время освоиться и установить удобный распорядок до того, как разбушуются гормоны. Если бы мы жили вместе, не пришлось бы тебе заботиться о квартирной плате, о пище, о нудном уходе за жильем… да и работать бы совсем не пришлось. И подумай о преимуществах. Работа у тебя изнурительная, трудоемкая. Да, она тебе приятна, однако требует непрестанно большой энергии и большого энтузиазма, для чего необходимо значительное напряжение. Я видел тебя за работой. Ты до того добросовестна, что это становится прямо-таки недостатком. Если ты занята, то забываешь есть, только и думаешь что о следующей проблеме. Я тебя знаю, и поверь, что стремление все время превзойти себя не так уж окупается. Если уйдешь со службы, то вероятность скорого зачатия увеличится. И уж я приму меры, чтобы и все материальные блага, и гарантированный доход были тебе обеспечены. Питаться ты будешь регулярно, есть здоровую, домашнюю пищу, много отдыхать, не делать никаких усилий…