Когда Миранда вышла из вагона поезда в Амстердаме, силы ее были на пределе. Их хватило только на то, чтобы позвонить Майне.
— Это я, — тихо сказала Миранда в трубку. — Я на Центральном вокзале. Майна поняла все.
— Ты сама доберешься, или мне за тобой приехать? — тревожно спросила она.
Миранда прислонилась лбом к стеклу телефонной будки. «Майна… Добрая славная Майна…» Миранда справилась с рыданиями, подкатившими к горлу. «Зачем взваливать свое горе на плечи другого? Сама… Во всем должна разобраться сама».
— Доберусь, — ответила Миранда.
В комнате, такой родной — до боли, до щемящей сердце грусти — Миранда подошла к старенькому дивану с выпирающими пружинами и, свернувшись на нем калачиком, застыла.
— Ложись на мою кровать, — настаивала Майна.
— Я так устала, что засну даже на гвоздях, — ответила Миранда со слабой улыбкой.
Она долго не могла уснуть. Забылась в тревожном сне перед самым рассветом. Проснулась, увидела Майну, которая стояла рядом с чашкой какао в руках и не сводила глаз с зареванного лица подруги.
— Миранда, у меня хорошая новость. Девочка, с которой я жила в комнате, когда ты уехала, только что заходила и сказала, что переезжает на другую квартиру.
— Ты что, выставила ее? — спросила Миранда.
— Да, что ты, побойся Бога! Она все последнее время решала, переезжать ей к своему парню или нет. Сегодня утром говорит мне: «Как ты думаешь, почему он перестал меня уговаривать?» Ну, а я ей: «Наверно, нашел тебе замену», — засмеялась Майна. — Тогда она быстро собрала свои шмотки — и была такова!
— Ты в своем репертуаре, — Миранда хотела засмеяться, но вместо этого горько заплакала.
— Не плачь! Пожалуйста, не плачь, — утешала ее Майна, а у самой сердце рвалось на части. — Слезами горю не поможешь!
— Не должна я была… не должна была уезжать с ним, — всхлипывала Миранда.
— Брось! Он не стоит твоих слез, — Майна обняла ее за плечи.
— Миранда и сама понимала это: «Так поступить с ней! Так подло обмануть… И все же, и все же!..»
Она внушала себе, что не любит его и никогда не любила и что это надо пережить, как солнечный удар, это всего-навсего было обыкновенное влечение полов… Стараясь забыть Дэниела, она с головой ушла в работу. Преподаватели тепло отнеслись к возвращению Миранды. Они всегда были высокого мнения о ее таланте и трудолюбии, теперь же, посещая классы, она поражала их не только количеством этюдов, зарисовок, набросков, но и тем, как глубоко лаконично и мощно они были написаны.
— Ваша манера письма изменилась неузнаваемо, — говорил профессор, глядя на нее с восхищением. — Ваш талант, фрейлейн Стюарт, и раньше радовал меня, но теперь, должен признать, у вас появилась та самая зрелость, которая идет только из глубины души.