— Мне не нужно такого уважения, какое разумеете вы, — я хочу любви.
Гувернантка насмешливо улыбнулась.
— Любви, любви? От этих-то? — вскричала она, переходя в дерзость и указывая на семейство поденщика. — Бесценная мысль!.. Если бы ее слышала бабушка!
— Она ее слышала, — произнесла Гизела спокойно. — С тех пор, как я себя помню, вы уверяли меня беспрестанно, что дух моей бабушки не покидает меня — она управляет моими делами и поступками. В эту минуту она должна быть довольна мной.
— Вы думаете?.. Вы жестоко заблуждаетесь… Для величественной графини Фельдерн этот класс людей не существовал, и если когда и приближались к ней подобные нахалы, я была свидетельницей, я слышала, как она угрожала затравить собаками «эту сволочь».
— Да, да, покойная графиня недолго раздумывала в подобных случаях, — подтвердил доктор. — У нее было чрезвычайно развитое аристократическое чувство!
Гизела побледнела как смерть… Эти люди безжалостно втаптывали в грязь ее святыню, защищая ее в то же время с самым горячим рвением.
… Она также знала, что бабушка ее находилась на недоступной высоте, от которой веяло таким холодом на ее детское любящее сердце, но она никогда не сомневалась, что эта сдержанность происходила от строгости нравов и возвышенности гордой женской души. И вот это обожаемое существо называют бесчеловечным!
Госпожа фон Гербек сильно ошибалась, надеясь, что все пойдет прежним порядком, — она сама неосторожно разрушила очарование, под которым находилась эта юная душа.
Карие глаза девушки потухли, но в то же время с глубокой строгостью смотрели в лицо гувернантки.
— Госпожа фон Гербек, вы сейчас сказали, что пожар в селении есть наказание неба, — сказала она, — А этот дом еще стоит, — она указала на замок, — дом, в котором целое столетие скрывалась такая ужасная ложь… Бог не того хочет, что вы говорите, — он не наказать хочет, а благословлять: жалкие хижины должны сгореть, с тем чтобы бедному, угнетенному люду стало лучше!
Ключница поспешно пришла из замка.
— Отоприте сейчас же комнаты нижнего этажа левого корпуса! — приказала Гизела.
— Боже мой, ваше сиятельство, вы хотите, несмотря на все протесты с нашей стороны, поступить по-своему? — вскричал доктор; достойный посредник между жизнью и смертью внутренне дрожал от гнева, владея, однако, собой, между тем как гувернантка в безмолвном негодовании судорожно теребила носовой платок.
— Так послушайтесь по крайней мере разумного совета! — упрашивал он молодую девушку. — Устройте этих людей не в самом замке — это никоим образом не возможно… Я предлагаю вам павильон — он вместителен.