Кроме завода, чужестранец приобрел и все прежние лесные владения Цвейфлингенов. Барон Флери такую баснословную сумму получил за них, что было бы безумием с его стороны не согласиться на продажу. Теперь и лес, и Лесной дом были в одних руках.
В один прекрасный день предки Цвейфлингенов и оленьи головы, осторожно уложенные в ящики, отправились в А., где в пышном дворце министра отведено было для них особое помещение.
Явились работники и возобновился старый, запущенный Лесной дом, для какой цели, — никто не знал. По окончании работы новые замки были заперты и лишь время от времени уполномоченный приказывал проветривать комнаты.
Министр редко приезжал в Аренсберг и, когда это случалось, рассказывала прислуга, украдкой опускал занавеси на окнах, из которых виден был Нейнфельд.
Продавая завод, который, по его выражению, был таким бременем для государства, он и не подозревал, что он попадет в «такие неумелые» руки. Эта поистине образцовая колония являлась полнейшим осуждением его правительственной системы — на его собственных глазах развивался губительный дух нововведений, огнем и мечом уничтожить который он рад был бы от всей души.
Его превосходительство, как и одиннадцать лет тому назад, все так же еще крепко держал в руках своих кормило правления. За последние годы он несколько расширил свою правительственную программу, а именно: начал силой покровительствовать религиозным стремлениям. Каждое воскресенье присутствовал он при богослужении, чтобы, так сказать, с кафедры получить небесное благословение своим мудрым мерам и своему «благотворному правлению»
И в самом деле, государственная машина так исправно была смазана и так удовлетворительно действовала, что государь каждый вечер с чистой совестью мог отходить ко сну и спокойно почивать, не тревожимый призраком государственных забот, в то время как министр его на несколько месяцев ежегодно отправлялся отдыхать за границу.
Барон Флери проводил время большей частью в Париже. Как потомок эмигрировавшей в 1794 году французской дворянской фамилии, само собой разумеется, он питал еще привязанность к своему прежнему отечеству, но при посещениях сиих имелись в виду и другие причины, как постоянно он давал всем заметить.
Недвижимого имущества он, понятно, не мог иметь во Франции — после бегства фамилии его оно было конфисковано и, несмотря на усиленные протесты его отца, вернувшегося на короткое время во Францию, было потеряно безвозвратно. Но столь долгое время спустя после своего бегства чудесным образом отцу его возвращена была вся его движимая драгоценность. Флери совершенно внезапно, среди ночи, должны были бежать из своего родового замка, окруженного санкюлотами и собственными возмутившимися крестьянами. Все деньги и драгоценности заблаговременно скрыты были в потаенном месте в погребе. Дикие шайки, разорив замок, не открыли, однако ж, сокровищ, которые впоследствии старый, верный служитель, бывший садовником, незаметным образом перенес в свое жилище. И вот, когда возвратившийся Флери, скрежеща зубами, стоял у ворот своего бывшего парка и смотрел на вновь отстроенный замок, к нему подошел седой, пришедший почти в ребячество старик и, всхлипывая, бросился целовать его руки; затем привел в погреб своего бедного домика и показал целый ряд бочонков, наполненных золотом. Эти деньги помещены были отцом его во Франции, о чем нередко упоминал министр и что было причиной его частых поездок в Париж.