«Мщение сладко!» и чистил свой клюв о каменного юношу, неподвижно и меланхолично смотревшего в чащу леса.
Вдруг взор наблюдавшей баронессы омрачился, выражение ненависти и презрения скривило тонкие губы; каким образом попал сюда этот отвратительный человек?.. Неужели Лесной дом и это ненавистное существо вечно должны быть связаны друг с другом?..
Человек, своим появлением причинивший такое волнение знатной даме, был Зиверт, выходивший из галереи. И его баронесса также видела в первый раз после столь долгого времени.
Это был все тот же мрачный солдат с жесткими, грубыми чертами, который всегда так сурово смотрел на обворожительную Ютту фон Цвейфлинген. Старик, казалось, нисколько не постарел, напротив, теперь при солнечном свете, падавшем на его седую голову, вся фигура его дышала силой и здоровьем.
Старым солдат похлопал по спине, отчего тот стал кричать еще громче и быстро уцепился за свое кольцо. Затем старик стал собирать посуду, взял книги, лежавшие раскрытыми на стульях, чтобы бережно уложить их на стол, придвинул к ним ящик с сигарами и с подносом, полным серебра, и вошел обратно в галерею.
Всего этого достаточно было для того, чтобы пробудить целый поток ненавистных воспоминаний в душе подсматривавшей баронессы.
Было время, когда этот человек заставлял ее брать в руку грязный горшок, в руку, которая теперь носит обручальное кольцо могущественнейшего человека в стране; мысль, что ее белые руки совершили преступление, не могла бы более взволновать эту женщину, чем воспоминание о тех позорных пятнах сажи… Далее, она очень хорошо знала, что старый солдат в конце каждой четверти года всегда из своего собственного кармана тратил деньги на содержание ее матери и ее, — баронесса Флери, супруга министра, стало быть, когда-то ела нищенский хлеб. А там, в башне, старая, слепая, упорная женщина умерла с проклятием на устах человеку, имя которого носит теперь ее дочь; а на той террасе, в теплую летнюю ночь, стоял когда-то человек, высокий, стройный, прекрасный, с задумчивым лицом, молчаливый, а к его груди припала молодая девушка, прислушиваясь к биению его сердца; из-за леса выплывала полная луна и девушка клялась ему, клялась в любви… Баронесса содрогнулась от ужаса. Прочь! Прочь отсюда!… Какое демонское, коварное влечение притянуло ее сюда!..
Ее омрачившееся лицо покрылось смертельной бледностью, но не страдание бесплодного раскаяния выражало оно, нет — это было озлобление, непримиримая ненависть, с которой эти черные глаза еще раз остановились на этом проклятом доме, который был свидетелем «унижения, ребячества и безумия» последней из Цвейфлингенов.