Естественно, первое, что я сделала, став королевой Франции, так это избавилась от нудной мадам Этикет, и свобода, я думаю, ударила мне в голову. Как королева я могла задавать тон при дворе. Народ обожал меня; я знала, что все молодые придворные с нетерпением ожидали наступления чудесного времени. Смех, который я могла так легко вызвать, звучал музыкой в моих ушах. Мне надоели все эти старые дамы. Я собиралась завести друзей — таких же молодых и жизнерадостных, как я. Я говорила множество глупостей и считала, что люди, которым больше тридцати лет, уже дряхлые старцы.
— Я не могу понять, — заявляла я легкомысленно, — как люди подобного возраста могут приезжать ко двору.
Меня поощряли мои знакомые дамы, которые от души смеялись надо всем, что я говорила. Как я не любила принимать пожилых дам, которые приходили выразить свои соболезнования. Как ужасно они выглядели! Я шептала из-за веера принцессе де Ламбаль, что столетние пришли повидаться со мной. Она хихикала, и мы были вынуждены скрывать наши лица за веерами, поскольку пришедшие выглядели как вороны в своих скромных платьях в «стиле Святого Мавра»: все они носили черные чулки и черные перчатки, чепцы, как у монахинь, и даже их веера были сделаны из черного крепа.
И вот я со своими фрейлинами сидела в ожидании приема. Я слышала, как молодая маркиза де Клермон-Тонер хихикает за моей спиной. Она была веселым миниатюрным созданием, и я обожала ее за готовность смеяться по любому поводу. Я слышала, как эта легкомысленная женщина заявила, что ей надоело смотреть на старушенций и что она сядет на пол. Никто об этом не узнает, так как платье Ее Величества и дам, стоящих в первом ряду, скроют ее. Когда самая черная из черных ворон склонилась в поклоне передо мной, я быстро взглянула через кринолин и не могла сдержать своих чувств, как ни старалась. Я приложила веер к губам, но этот жест был замечен, как я поняла по взглядам старых принцесс и герцогинь. Когда я заговорила, то в моем голосе звучали нотки смеха, я не могла пересилить себя.
Как только церемония закончилась, я удалилась в свои апартаменты, где мои фрейлины и я хохотали почти до истерики.
— Как вы думаете. Ваше Величество, они видели? — спросила малышка Клермон-Тонер.
— Какое мне дело, если они и заметили? Должна ли королева Франции считаться с мнением… такого старья, как они?
Все сочли, что это очень смешно. Но несколько странно, что скоро весь двор заговорил о моем легкомысленном поведении на этой траурной церемонии, а пожилые дамы заявили, что они никогда больше не придут засвидетельствовать свое уважение «этой маленькой насмешнице».