Другие няньки тоже говорили о своих подопечных и хозяевах; я всегда умоляла Эсмеральду посидеть тихо, пока идут эти разговоры. Сверстники наши кричали, играли в мяч, вертелись волчком, нянчили кукол, я же с равнодушным видом сидела на травке позади скамейки и бессовестно подслушивала.
Дело в том, что я была одержима идеей узнать побольше о своей матери.
— Тетка моя говорила, что она была необыкновенно хорошенькой. Небось, наша девочка — ее живой портрет. Так что, если бед от нее мы натерпимся, я не удивлюсь. Это все передается. Та тоже тогда явилась в дом. Тетка моя в то время у них служила. И что-то сразу не заладилось — тетка так и не узнала, в чем дело было, но, в общем, та с ребенком на руках вернулась к матери. Боже, что, говорят, началось — будто масла в огонь налили. Я слышала, ей так и не простили ни замужества, ни ухода из дома, ни ребенка. А уж бабка мисс Эллен была сродни этой Агате. За всякими юродивыми следила, чтобы у тех бьш и стол, и кров, и рубаха, а жизнь родной дочери превратила в несчастье… я уж не говорю о малютке. Так вот, мисс Фрэнсис как пришла обратно, так и умерла вскоре, и осталась наша мисс Эллен одна, да ее еще не забывают попрекать сиротством, обуза, говорят. Я ведь что имею в виду? Да то, что такая дама, как миссис Эмдон, и очаровательная девчоночка ну никак не совпадают! Но именно она взяла ее, когда мать скончалась. Впрочем, что еще оставалось? Только вот все время она напоминает девчонке о том, как много сделала для нее.
Вот так, совсем в юном возрасте, я и познакомилась с собственной биографией. Все эти сведения ужасно интересовали меня. Хотелось узнать и про отца, но никогда ни слова я о нем не слышала. Пристальнее вглядываясь в прошлое, я поняла, что никогда не была дорога кому-нибудь по-настоящему. Может быть, только кузина Агата по-своему ценила меня, но исключительно как одно из достижений своей благотворительности.
Мрачное самокопание не было свойственно мне. По понятным невеселым причинам я обладала твердой уверенностью в себе и большим жизнелюбием. Я готова была бороться за место под солнцем. Кстати, Эсмеральда по крайней мере была очень довольна, имея меня в качестве сестры. Еще бы, оставаясь одна, она сразу терялась и замыкалась. Мне почти никогда не удавалось побыть в одиночестве, Эсмеральда обязательно начинала разыскивать меня. Иметь своих, отдельных друзей ей, наверное, и в голову не приходило. Она боялась матери, она боялась темноты, она боялась вообще. А жалость и сочувствие к Эсмеральде только придавали мне уверенности в себе.